— Что тебе рассказать?
— Все, парень. Расскажи, что ты при этом чувствовал. Что чувствуешь, когда решаешь свою старуху? Но самое главное, расскажи мне о пацане. Что испытываешь, когда отправляешь на тот свет пацана, а? Я, парень, пацанов никогда не убивал. Ты его сразу пришил или потянул удовольствие? А ощущение такое же, как когда убивал старуху, или другое? И как именно ты его порешил?
— Да как именно? Просто взял и убил. Они мне мешали.
— Путались под ногами, мешали жить, да?
— Оба.
— Точно. Я знаю, как это бывает. А как ты их прикончил?
— Ее пристрелил.
— И пацана тоже пристрелил, да?
— Нет. Этого я зарубил. Топориком для мяса.
— Не врешь?!
Они сидели, курили сигареты с травкой, негромко жужжала лампа, снизу, из отверстия в полу, едва слышно журчала подземная речка, а Кейл со всеми подробностями рассказывал о том, как он убивал Джоанну, Денни и полицейских.
Время от времени Джитер перебивал его и, перемежая свои слова характерным хихиканьем накурившегося марихуаны человека, говорил:
— Ну, парень, с тобой-то мы повеселимся! Ты да я — уж вдвоем-то мы повеселимся, верно? Рассказывай еще. Давай, рассказывай. Уж мы-то с тобой, парень, повеселимся!
Брайс стоял на тротуаре и изучающе всматривался в городок. Прислушивался. Выжидал. Вокруг не было никаких признаков перевоплощающейся протоплазмы, но Брайс все еще никак не хотел поверить, что с нею покончено. Он опасался, что стоит ему только расслабиться и на мгновение утратить бдительность, как она тут же откуда-нибудь выскочит и бросится на него.
Тал Уитмен лежал, вытянувшись на мостовой. Дженни и Лиза прочистили и промыли раны, нанесенные ему кислотой, засыпали их порошком антибиотика и наложили временные повязки.
В Сноуфилде по-прежнему стояла такая тишина, словно городок лежал на дне моря.
Закончив заниматься Талом, Дженни проговорила:
— Надо немедленно доставить его в больницу. Раны неглубокие, но может наступить вторичная реакция на попавшие в организм яды. Начнется аллергия, внезапное удушье, или же возникнут сбои в кровяном давлении. В больнице есть любое оборудование, даже для самого скверного случая, а тут у меня нет ничего.
Осматривая улицу, переводя взгляд от ее начала к концу и обратно, Брайс возразил:
— А что, если мы сядем в машину, поедем, окажемся как бы в движущейся ловушке и вот тут-то и появится оно?
— Возьмем с собой пару разбрызгивателей.
— Мы можем даже не успеть ими воспользоваться. Оно может выскочить из какого-нибудь люка на дороге, перевернуть снизу машину и убить нас, даже не прикоснувшись и не дав нам возможности воспользоваться разбрызгивателями.
Они постояли, прислушиваясь к окружавшему их городу. Ни звука. Только легкое дуновение ветерка.
— Оно мертво, — проговорила наконец Лиза.
— Откуда нам это знать, — возразил Брайс.
— Но неужели же вы сами не чувствуете?! — стояла на своем Лиза. — Это же ясно! Его больше пет! Оно мертво, это же просто разлито в воздухе, как вы не чувствуете!
Брайс вдруг ощутил, что девочка и в самом деле права. Присутствие перевоплощающейся протоплазмы давало себя знать не только физически, но и духовно: он же сам ощущал тогда висевшее в воздухе зло, почти осязаемую враждебность. По-видимому, вековечный враг создавал вокруг себя какое-то поле — вибрации? пли какие-нибудь психические волны? — невидимое и неслышное, но воспринимаемое на уровне инстинктов. Оно как будто оставляло и душе грязное пятно. Теперь такого поля не было. В воздухе не висела угроза.
Брайс глубоко вздохнул. Воздух был чистый, свежий, приятный.
— Если не хотите прямо сейчас забираться в машину, не волнуйтесь, — проговорил Тал. — Можем подождать. Со мной все в порядке. И ничего не случится.
— Я передумал, — сказал Брайс. — Можем ехать. Никто нам не помешает. Лиза права. Оно мертво.
* * *
Когда они уже уселись в одну из полицейских машин и Брайс включил мотор, Дженни вдруг сказал:
— Помните, что говорил Флайт об интеллекте этого создания? Когда он разговаривал с ним в тот раз через компьютер, Флайт сказал ему, что разум и самосознание оно обрело только после того, как стало питаться разумными существами.
— Я помню, — ответил Тал, сидевший вместе с Лизой на заднем сиденье. — Ему еще тогда эти слова очень не понравились.
— Ну и что? — спросил Брайс. — Что вы хотите сказать, доктор?
— Ну, если оно обрело разум и знания, поглотив разум и знания людей, которых съело... не следует ли отсюда, что жестокость, злобу и коварство оно тоже получило от нас, от людей? — Дженни видела, что ее вопрос пришелся Брайсу сильно не по душе, но все-таки продолжала гнуть свое. — Когда начинаешь об этом задумываться всерьез, то приходит мысль, что, быть может, единственные настоящие дьяволы — это сами люди. Не все, не род людской в целом, а только те из нас, кто как-то изломан внутренне, кто не способен испытывать сочувствие, сострадание. Если этот оборотень был и вправду тем Сатаной, о котором говорится в легендах, то возможно, что зло, которое есть в людях, вовсе не отражение Дьявола в них. Возможно, наоборот, что сам Дьявол всего лишь отражает, воплощает в себе ту дикость и жестокость, что присущи роду человеческому. Быть может... мы сами породили Дьявола в своем воображении.
Брайс помолчал, задумавшись. Потом произнес:
— Быть может, вы и правы. Наверное даже, правы. Нечего бояться всяких дьяволов, демонов и ночных привидений... В конечном счете все равно нет ничего страшнее тех чудовищ, что живут среди нас. И Ад мы себе устраиваем сами.
Они поехали вниз по Скайлайн-роуд, под гору.
Сноуфилд казался безмятежным и прекрасным.
Никто не пытался их останавливать.
В воскресенье вечером, через неделю после того как Дженни и Лиза обнаружили погруженный в кладбищенскую тишину Сноуфилд и пять дней спустя после смерти перевоплощающейся протоплазмы, обе они пришли в больницу Санта-Миры навестить Тала Уитмена. Попавшие в его организм ядовитые выделения чудовища все-таки оказали свое воздействие, а кроме того, он подхватил какую-то инфекцию, но даже в самые тяжелые дни жизнь его не была в серьезной опасности. Сейчас Тал был уже практически здоров, полон сил и ему не терпелось выписаться из больницы и отправиться домой.
Когда Лиза и Дженни вошли в его палату, он сидел в кресле возле окна и читал какой-то журнал. Он уже был в форме, а пистолет и кобура лежали на маленьком столике рядом с креслом.
Не успел он встать, как Лиза обняла его, и он тоже обнял ее в ответ.
— Отлично выглядишь, — сказала ему Лиза.
