И те, кто меня, — тоже.
Одеяло упало с моего плеча, и Пирс, кивнув в знак согласия с моей оценкой, наклонился меня укутать. Мои глаза блеснули, когда он не отклонился обратно. Его губы были в паре дюймов от моих.
— Ну и? — спросил он.
Странно было слышать от него такое современное выражение.
Те, кто меня окружают, — тоже.
Наплевав на все на свете «завтра», я решительно мотнула головой.
Тело заливало тепло, я вцепилась в Пирса крепче, губы у него оказались теплыми и достаточно требовательными, чтобы зажечь во мне страсть. Я тихо застонала, и глаза у меня закрылись, я придвинулась ближе. Я хотела, хотела этого.
Мы отодвинулись друг от друга, я увидела его глаза, думая, что же я в них найду. Тревога исчезла начисто — в них было только жаркое желание. И больше я не думала. Пытаться планировать жизнь у меня не получилось, а вот это — хорошо. И ощущалось хорошо внутри, в сердце. В душе. И плевать, что это будет недолго.
Поднявшись, я села верхом к нему на колени, чуть ли не касаясь головой потолка. Улыбка у него продержалась недолго, или я просто ее перестала видеть, потому что наклонилась и поцеловала его.
Рука Пирса легла мне на затылок, обхватила крепко. Предвестием возникло между нами трепетание лей-линейной энергии, у меня участилось дыхание. О Господи, я забыла, как это бывает, и мои руки переплелись у него на спине, а его рука позади меня сжалась в кулак, и губы остановились, прикасаясь к моим.
— Пирс, не останавливайся! — выдохнула я, и он посмотрел на меня серьезными синими глазами.
— Ты знаешь, что мы делаем, и куда это может завести? — спросил он меня, будто я ребенок.
Я нагнулась к его уху и прошептала:
— Да.
Жарко дыша, я стала прихватывать его зубами и почувствовала, как он подо мной стал твердым. Боже мой, как хорошо это может быть, если я себе это позволю!
Рука Пирса снова шевельнулась у меня на спине, но медленно, не целеустремленно.
— Моя гордость не выдержит, если я окажусь в числе твоих ошибок, — сказал он тихо.
Он тревожится, не брошу ли я его?
Я остановилась, отодвинулась, посмотрела на него, а жар, который он мне внушил, остался.
— Ошибкой это будет, только если мы сочтем это ошибкой, — сказала я. — Я от тебя ничего не прошу. У меня есть сегодня, есть завтра — и дальше я заглядывать не могу. Ты знаешь мое прошлое. И знаешь, что я не могу давать обещаний.
Пирс снял мои руки, обнимавшие его за шею, и поднял их перед собой скорбным жестом.
— Ты поставила крест на любви.
Я покачала головой, подняла наши соединенные руки и поцеловала его пальцы.
— Нет. Но слишком больно получается, когда ты хочешь, чтобы длилось, а оно не длится. Прости, Пирс. Больше этого я дать не могу.
— Рэйчел…
Я не дала ему договорить, замотала головой.
— Я не ставлю крест на любви, но и плакать не буду, когда она кончится.
Вот и врешь, вот и врешь.
Он сказал, огорченный:
— Я тебя не оставлю.
Меня пронизало дрожью, и хотя мы стояли на пороге нового начала, я оглянулась назад, на то, что он сделал. Взял чужое тело, чтобы жить, изучил черную магию и применяет ее открыто, пытался убить Ала. У него огромная сила, он так же черен, как я, и он думает, что меня любит? Да он меня и не знает толком.
— Оставишь, Пирс.
— Но я же больше всего на свете хочу остаться с тобой, — возразил он серьезно, поглаживая меня рукой.
Я медленно улыбнулась, наклонилась над ним.
— Нет, — сказала я. — Желания — обманщики. Скажи мне, что ты собираешься уйти. Что ты не останешься. Скажи, что это лишь ненадолго, чтобы я могла насладиться сегодняшним днем, — шептала я ему в ухо, будто от произнесения вслух — сломаюсь. — А когда ты уйдешь, не считай меня холодной оттого, что я не буду плакать. Я больше не могу плакать, Пирс. Это слишком больно.
Он притянул меня ближе к себе, я повернулась, чтобы лечь рядом с ним, и его руки оплели меня.
— Не могу остаться, — солгал он для меня, отведя глаза в сторону. — Я хочу быть здесь недолго, а потом я тебя покину. — Он посмотрел мне в глаза: — И я буду плакать, когда уйду, потом что мог бы любить тебя вечно.
У меня глаза увлажнились, и Пирс отвел мне волосы с лица, вытирая слезы, и я слышала в его голосе, что он сам себе ни на копейку не верит. Я всмотрелась в его глаза, эмоционально выжатая, хотя ничего не случилось. Он с закрытыми глазами подался ко мне. Наши губы встретились, и он погрузился глубоко, найдя языком мой язык, да так, как я даже представить себе не могла.
«Я буду плакать, когда уйду», — отдавалось эхом у меня в мыслях, и я крепче обняла его. Потому что мог бы любить тебя вечно.
Это было то, что мне нужно. Это было то, что я могла принять, все, что я могла дать.
И я отдала себя моменту, единственному мигу, который называется «здесь и сейчас». Придвинулась к Пирсу, прижалась с намеком, и его рука легла мне на бедро, а другая нашла грудь. Господи, от него везде оставались искры, под его пальцами я покрывалась гусиной кожей, а он создавал между нами лей-линейный дисбаланс.
— Пирс! — выдохнула я, когда он привлек меня ближе и нежно поцеловал в шею.
Он трогал меня, водил руками по спине, но не переходил к тому, что мне действительно хотелось.
— Пирс! — повторила я настойчивей, когда он снова нашел мою грудь.
— Да, — отозвался он, явно занятый другим, но если он сейчас не перейдет к большему, я заору.
Я облизала губы, вздрагивая, взяла его руки в свои, иначе я не могла думать.
— Давно ты?…
От темноты в его глазах у меня холодок пробежал по коже.
— Настолько давно, что ты не выживешь, если я не буду осторожен.
Улыбка у меня стала озорной:
— Ты себе представить не можешь, насколько неудобны эти штаны.
Грубая от физической работы ладонь скользнула по мягкой коже моего бока, задержавшись у пояса.
— Я мню, мои сейчас мне тесноваты, — признал он, обнял меня рукой и я слегка хихикнула, когда он развернул нас, подложив меня под себя. Одеяло как-то оказалось подо мной, и с неожиданным хлопком погас свет.
— Пирс?
Я в тревоге села, ткнувшись прямо в него. Его руки приняли мое лицо, и он поцеловал меня, стоя надомной на коленях. Чертовски было неудобно, и я рухнула опять под него. Нашла завязки его штанов, но не успела ничего сделать, как он потянул с меня рубашку через голову, и завязки пришлось отпустить.
Тихо застонав, я попыталась снова, но он отстранился опять, возясь с молнией у меня на боку. Штаны на мне еще были мокры от речной воды, и их пришлось снять, выворачивая наизнанку. Пирс смешно ругался, отчего я улыбалась, а потом вернулся — я подняла руку, проведя по его плечу, опустила ее к штанам и с удовольствием ощупала выпирающую спереди ткань.
