Я пошла к ждущим меня ребятам, и никто не улыбнулся мне навстречу, но ведь и я им не улыбнулась. Разговор ожидался не из тех, что сопровождаются улыбками.
— Натэниел сказал, что ты не захотела с ним танцевать, — сказал Мика.
— Неправда. Я танцевала с ним, два раза. А чего мне не хотелось — так это устраивать поцелуйчики на глазах у копов.
Мика глянул на Натэниела — Натэниел уставился в землю.
— Ты меня сегодня целовала на глазах у детектива Арнет. В чем разница?
— Целовала, чтобы намекнуть Джессике, что к тебе приставать не надо. Ты же хотел, чтобы я тебя от неё избавила?
Он поднял на меня полные боли глаза — как две кровоточащие раны:
— И ты целовала меня только чтобы выручить, а не потому, что тебе этого хотелось?
Черт побери. Но я все же попыталась объясниться — с сосущим чувством под ложечкой, что этот спор для меня проигран. С Натэниелом у меня всегда потом такое чувство, будто я сделала что-то неправильно — или хотя бы не сделала правильного.
— Я не это хотела сказать.
— Но ведь сказала именно это, — заметил Мика.
— Не начинай! — огрызнулась я и поймала себя на том, что огрызнулась.
Я уже разозлилась, хотя только теперь это поняла. Я легко злюсь, особенно когда мне неуютно. Злость я как-то легче переношу, чем смущение. Марианна, которая помогает мне научиться контролю над постоянно растущим списком моих парапсихических сил, говорит, что злостью я прикрываюсь от любых нежелательных эмоций. Она права, и я признаю, что она права, но ни она, ни я никакого альтернативного решения предложить не можем. Что остаётся девушке, если злиться нельзя, и сбежать от проблемы тоже нельзя? Убейте меня, если я знаю. Марианна уговаривает меня быть честной — эмоционально честной перед собой и теми, кто мне близок. Эмоционально честной. Очень безобидно звучит и очень правильно. На самом деле — ни то, ни другое.
— Я не хочу ссориться, — сказала я. И это было честно.
— Никто из нас не хочет, — ответил Мика.
Сам звук его очень спокойного голоса помог умерить злость.
— Натэниел стал напирать на танцполу, и ardeur проснулся раньше времени.
— Я это почувствовал, — сказал Мика.
— И я, — сказал Джейсон.
— Но ведь теперь не чувствуете? — спросил Натэниел.
В глазах его застыло почти обвинение, и в голосе звучала сердитая нотка. Кажется, такого близкого к гневу я от него ничего ещё не слышала.
— Анита все лучше и лучше умеет смирять ardeur, — сказал Мика.
Натэниел покачал головой, обхватив себя руками. Как вот Ронни там, у меня за спиной.
— Если бы это был ты, она бы просто вышла с тобой на парковку и утолила бы ardeur.
— Вряд ли, — возразила я.
— Вышла бы, — упрямо повторил он, и в его глазах смотрелась та же злость, что была в голосе. А уж злости я в этих лавандовых глазах никогда не видела. И мне почему-то стало не по себе.
— Если бы у меня был выбор, я бы не занялась сексом на парковке на свадебном приёме у Ларри и Тамми.
Сердитый взгляд пробежал по моему лицу, будто что-то ища.
— Почему же не утолить голод здесь?
— Потому что это грязь. И ещё потому, что если как-то пронюхает Зебровски, мне этого уже никогда, никогда не забудут.
Джейсон потрепал Натэниела по руке.
— Видишь? Не тебе она дала отлуп. Просто не хотела дурака валять на свадьбе Ларри. Это не её стиль.
Натэниел глянул на Джейсона, снова на меня. То странное напряжение, которое мне трудно было понять, оставило его. Злость в глазах растаяла.
— Ты прав, наверное.
— Так вот, если мы не хотим «дурака валять» на парковке, то надо ехать, — сказал Мика. — Ardeur не любит, когда его держат на цепи. И когда вернётся, он не будет так вежлив.
Я вздохнула. Эта метафизическая бравада там, на танцполу, ещё даст сегодня ночью свои последствия. Когда ardeur проснётся снова, он заставит себя утолить. Уже в этот раз его обратно в ящик не засунешь. Как будто он, ardeur, если его остановить, отбросить, когда он уже меня заполнил, начинает злиться. Я понимаю, конечно, что ardeur — метафизическое явление, неодушевлённое, собственных чувств не имеет и зла ни на кого не держит, но впечатление именно такое.
— Извини, Анита, я не подумал, — сказал Натэниел так обескураженно, что мне пришлось обнять его — быстрым движением, скорее по-сестрински, чем ещё как-то, и он это понял и не попытался прижать меня теснее. Он позволил себя обнять, потом отойти. Натэниел обычно остро настроен воспринимать мой язык жестов. Только это позволяет ему делить со мной постель месяцами, не нарушая последних немногих табу.
— Поехали домой, — сказала я.
— Мне намекают, что пора мне отваливать, — ответил Джейсон.
— Мотай к нам, если хочешь, — предложила я.
— Нет, спасибо. — Он покачал головой. — Арбитр в ссоре вам не нужен, и без консультанта вы тоже обойдётесь, так что я тоже домой. Тем более, что слушать, как вы там стонете за стенкой, и не участвовать… Ты не злись, но оставаться в стороне после того, как тебя разок пригласили, стало труднее.
Я попыталась не покраснеть, но от этого ещё сильнее зарделась. Так всегда бывает.
Однажды мы с Джейсоном были вместе. Когда я ещё не понимала, что ardeur может довести твоего партнёра до смерти, Натэниел однажды свалился в обморок на работе и на несколько дней выпал из графика кормления. Мики дома не было, а ardeur в этот день проснулся рано. Это влезла Бёлль Морт, родоночальница линии Жан-Клода, и первая, насколько мне известно, носительница ardeur’а. И он доставался только вампирам её линии, больше никому. То, что я его заполучила, ставило интересные метафизические вопросы. Бёлль хотела понять, кто я такая, и ещё она надеялась устроить хороший переполох. Она очень деловая вампирша, но если можно кому-то насолить так, чтобы дела не страдали, то тем лучше. Так что не по моей вине передо мной встал выбор: взять Натэниела и, быть может, убить его, или дать разок Джейсону сыграть запасного игрока. Он был рад-доволен. Очень рад. Как ни странно, наша дружба это пережила, но время от времени у меня не получалось прикидываться, что этого не было, и тогда мне бывало очень неловко.
— Как мне нравится, что теперь я могу заставить тебя покраснеть!
— А мне нет, — буркнула я.
Он засмеялся, но глаза его остались серьёзными.
— Мне тебе нужно кое-что сказать наедине, пока ты не уехала.
Мне не понравилась его серьёзность. За последние полгода я поняла, что Джейсон за обличием язвительного балагура скрывает ум, иногда до боли проницательный. И слова насчёт наедине у меня тоже восторга не вызвали. Что такого он не может высказать при Мике и Натэниеле? И почему?
Но вслух я сказала:
— Окей.
И отошла в сторону от джипа, ещё дальше от Ронни и Луи, которые все ещё продолжали свою тихую перебранку.
