У предусмотрительного цыгана нашлось что-то вроде простыни. Грязноватая и рваная, но я в позу не вставала, потому что лучше загорать на такой, чем на голом песке. Серёжа улёгся рядом, простыни себе не требовал.
— Как дела в таборе? — поинтересовалась у него.
— Да как обычно, — пожал он плечами. — Мужики работу ищут. До сентября точно здесь простоим. Может, и больше.
— Ну и как, находят?
— Да, есть кое-что. У Куркина вот.
Он аккуратно и робко, одними кончиками пальцев поглаживал меня по спине. Ниже не опускался, поэтому я как бы не возражала. По крайней мере вслух.
— Это что за Куркин такой? — проявила наивный интерес.
— Да кооператор местный. Хваткий мужик. Но наши довольны вроде — нормально платит.
— А в колхозе что, нет работы?
— В колхозе председатель гнилой. Зуб на нас заимел. Работы не даёт и прогнать грозится. Только фиг ему, нет у него такой власти.
— Слушай-ка, а я слышала тут историю одну. Якобы цыгане убили того парня, который… Ну, слышал наверное про это. Не менты, а цыгане.
— Да ну, чушь, — сморщился Сергей. — На фиг нам это надо!
Я посмотрела на него внимательнее, стараясь разглядеть в глазах мутные тени притворства, но негодование его выглядело вполне искренним. Либо не в курсе, либо действительно не цыгане.
Да ведь Алёша врать тоже не будет.
— Ты это, — бормотнул он мне типа сочувствующе, — не парься насчёт того случая. В жизни всякое бывает. Иногда и лечь под кого-то приходится против своей воли. Ты мне по любому нравишься.
— Я в тебе и не сомневалась, — отозвалась я благодушно, заставляя его полюбить себя за своё великодушие ещё больше.
Человек — существо управляемое. Им можно крутить и вертеть во все стороны. Внедрять в него любые иллюзии и представления о мире. Мужские особи управляются совсем просто. Для них двух кнопок достаточно — вкл и выкл.
— Дочь у председателя знаешь? — перевела разговор на другую тему. Хотя по сути на ту же самую, взгляд с другого угла.
— Как её, Катерина? Ну, видел.
— Нравится тебе?
— Да ничего особенного, — Серёжа придвинулся максимально плотно. — Ты симпатичнее.
Гладили мою спину уже не пальчики, а целая ладонь.
Ба, да ведь это и не спина вовсе, а ягодица! Та самая, на которой бабочка.
— Остановись, юноша! — приподнявшись, я схватила его за руку. Из себя не выходила, действовала спокойно. — Я тебе ещё ничего не позволяла.
— А когда позволишь? — задышал он сладострастно в лицо.
— Когда испытание пройдёшь? Готов?
— Всегда готов! — и он салют отдал.
Я окинула его критическим взглядом. Так того ситуация требовала. В театральных пьесах всегда вслед за серией фраз следует пауза. Это для того, чтобы герои, а вслед за ними и зрители, родили друг о друге новую грань понимания. Мне в цыганёнке давно всё понятно, а вот ему новую грань моего понимания его типа неоднозначной сущности родить не помешает.
— Да ведь ты девственник, Серёженька! — скривилась я в невольной (как бы) усмешке. — До сих пор писюна дрессируешь, а?
— Фильтруй базар, подруга! — эге, он взаправду из себя выходит. — Я столько девок драл, что тебе и не снилось.
— А мне девки и не снятся, — скалилась я.
Он смутился на мгновение. Но тут же попытался взять себя в руки.
— Да чего я перед тобой оправдываюсь тут. Девок было дохренищи — и мне плевать, веришь ты в это или нет. Только мой маленький друг знает все наши тайны.
Ну а что, молодец! Нравится мне такой ироничный ответ. Для пацана ведь хуже нет ситуации, если его в девственности заподозрят — и не важно, было ли у него чего-нибудь на самом деле или нет. Они по определению трахари-домушники высочайшей квалификации и производительности.
— Да ладно, расслабься! — стукнула я его по плечу. — Я прикалываюсь. Просто мне мальчики не нравятся. Мужчин люблю.
Он и вправду расслабился.
— Ну а Катьку завалить сможешь? — стрельнула вопросом.
— Чтобы на самом деле?
— Ну а как же?
— А тебе зачем?
— Гордая она слишком. Из себя вся. Не люблю таких. Наверняка целочка в свои двадцать с гаком, а гонора — ой-ёй-ёй.
— Ну а что мне за это будет?
— Всё будет.
— Всё-всё?
— Всё. Слово дала — слово держу.
Он многообещающе ухмыльнулся. Словно уже представил меня голой и на четвереньках. Фантазия — это здорово. Люблю мужчин с фантазией.
— Да запросто, — процедил сквозь зубы.
— Вот и лады. Только ещё одно поручение будет. Лёгкое. Обрати внимание на её задницу — нет ли на ней родимых пятен. Это же не сложно будет сделать, правда?
— Даже боюсь спрашивать, для чего тебе её родимые пятна. Уж не для того ли, чтобы сравнить со своим собственным?
Блин, а он не так глуп, как кажется! Это плохо, потому что я в умных быстро влюбляюсь. В коварных — ещё быстрее. И рассмотреть как-то успел. Неужели оранжевый цвет просвечивает? Или там при первом же прикосновении всё оголяется и сверкает?
— Может быть. Но ты не торопись с выводами. А то запутаешься в собственных догадках. Думай о сладком. То есть обо мне.
ХРИСТИАНСКОМУ БОГУ ЗДЕСЬ НЕ МЕСТО
«— Вам плохо? — спросил её индеец по-английски.
Он был статен и симпатичен. Мария исподлобья разглядывала его, гарцующего перед ней на крепком рыжем коне, и к своему удивлению отмечала в краснокожем одну положительную черту за другой. Почти не выступают скулы — эти растягивающие лицо бугры, что так характерны для представителей его расы, всегда раздражали её. Открытый взгляд широких глаз, что делало выражение лица внимательным и приятным. О, эти индейские щёлочки вместо глаз, они встречаются у аборигенов сплошь и рядом — за ними не разглядеть ни личности, ни её намерений. Только скрытность и недоверие. Этот же смотрел тепло и по-доброму. Даже волосы были уложены у него в косу как-то более естественно и изящно, чем у остальных, отчего он не казался чем-то пугающе средним между мужчиной и уродливой бабой.
— Нет-нет, — отозвалась Мария, — я просто притомилась. Сегодня очень жарко.
— Позвольте подвести вас до города, — предложил он помощь.
Сонм тяжких терзаний тут же пронёсся в её голове. Появиться в городе с индейцем? Простят ли ей такое?
— Хорошо, — ответила она. — Но прошу вас ссадить меня, едва в поле зрения попадут очертания городских построек. Местные жители чрезвычайно косны и могут истолковать наше совместное появление совсем не так, как следует.
— Вы правы, — согласился он. — Им предстоит долгий путь к тому, чтобы называться людьми.
В дороге совершенно неожиданно для Марии они разговорились. Она узнала, что её спутника зовут на его родном языке Тот, Кто Хранит Силу В Ладонях, а английскому языку он научился ещё ребёнком в миссионерской миссии, которую открыл недалеко от их селения преподобный Иезекиль Дэвидсон. Он предпочитал называть юного индейца Чарли.
