— Ленка? — Теперь Петька сомневался, что понимает то, что ему говорят. Весь путь до дома Полухина он шел открыто и даже пару раз оглянулся, но никакой Головановой за собой не видел.
— Значит, оплата идет по двойному тарифу, за оба проклятья, — продолжал бубнить старичок. От места подписи до Петькиного пальца оставалось сантиметров пять. — Две жизни. Ты и еще кто-нибудь. Причем умереть вы должны добровольно, без всякого нашего вмешательства. Для компании можешь вон того хрипуна взять. Он и так больной. Помирать не страшно будет.
На этих словах Гришка вылез из-под подушки.
— Кто больной? Я больной? — заговорил он чистым голосом. — Ты на себя посмотри! — Подушка полетела в сторону старичка. — Сам скоро копыта отбросишь!
— Я все сказал! — Старичок хлопнул в ладоши, и окружающее на некоторое время замерло. — Ах, да, вот еще что: если ты сам не избавишься от своей пассии, то мы ее ликвидируем.
Документ с требованием о взыскании вспыхнул прямо перед Петькиным носом и исчез. А за ним испарился и старичок.
— Две жизни! — раздалось из пустоты, и посередине комнаты повисла цифра «два», сотканная из дыма.
Гришка закашлялся, цифра пшикнула и тоже исчезла.
Петька в задумчивости открывал и закрывал дверцы шкафа. Они мягко отъезжали по рельсе в сторону, глухо стукались о стенку и возвращались обратно. Радовало одно — теперь Полухину можно было ничего не объяснять. И так было понятно, что дело швах.
— Это она, да? — дар говорить Гришку покидать не собирался.
— А почему у тебя вещей в шкафу нет? — Дверца снова проехала по рельсе — Петьку заклинило на этом открывании и закрывании.
— Мне его только что поставили, — Гришка поставил на место упавший пузырек. — Я еще вещи не успел положить.
— И не положишь.
Слова сами сорвались у Петьки с языка. Он даже подумать не успел.
Стукнула дверца. Только не глухо, как уже делала несколько раз до этого, а звонко.
Петька успел шагнуть назад, и вся сложная конструкция шкафа, с дверцами, зеркалом, рельсами и колесиками, повалилась на пол.
Петьку обдало поднявшимся после падения ветром. Он попятился, развернулся и молча пошел к выходу. За пару дней два упавших шкафа — это уже перебор.
Гришкина мама что-то изумленно говорила вслед. Полухин теребил конец шарфа. А Петька уходил с полным осознанием того, что он теперь нигде не найдет спасения. И всем, к кому он будет обращаться за помощью, он будет приносить несчастья.
На детской площадке карапуз все еще кормил голубей. Рейка все так же лежала на асфальте.
И Петьку осенило. Уже в который раз за сегодняшний день.
— Ей надо просто объяснить, что я ее не люблю, — заорал он. И напуганные голуби снова взлетели в воздух.
Прежде чем отправиться на кладбище для проведения воспитательной беседы с капризной Верой, Петька снова пошел искать брата. Для встречи со своей воздыхательницей нужно было подготовиться, а Димка в этом отношении человек подкованный. По его собственным рассказам, любовей у него было предостаточно. Первая и безответная в детском саду, потом целых четыре года — их учительница в начальных классах, потом еще кто-то, и еще. Сейчас Димка мучительно выбирал между двумя одноклассницами. Уже который месяц выбирал. Так что опыт у него имелся. И он просто обязан был поделиться этим опытом с младшим братом. В конце концов, брат у него один и нового не предвидится.
В школе как раз закончился третий урок. Четвертым у Димки должна быть физкультура. Дождь так и не пошел, хоть вроде и собирался, значит, бегать они будут на улице.
Петька пошагал на спортивную площадку. Сюда же за ним потянулись десяток учеников, желающих размяться после непосильного сорокаминутного сидения на одном месте. Петька забрался на спортивное бревно и принялся ждать.
Мимо него с гиканьем пронеслась мелюзга. А потом она же, но в другую сторону. Играли в салки. Вскоре игра завертелась вокруг бревна, на котором так удобно расположился Петька.
— А ну, идите отсюда! — завопил Петька, поджимая ноги.
С такой активностью мелюзга вполне могла скинуть его на землю. Но дети упорно кружились вокруг Петьки и его насеста. Кто-то схватил его за ногу и потянул вниз.
— Полегче! — вскрикнул он, с трудом удерживая равновесие.
Петька глянул вниз, и ему тут же захотелось протереть глаза. С земли на него смотрел его навязчивый рассказчик страшных историй.
— Добровольно! — предупреждающе поднял он палец и исчез.
Дети завизжали и побежали в другую сторону.
Маленький мальчик нашел пулемет.
Больше в деревне никто не живет, —
вспомнилось почему-то.
Раздался новый взрыв смеха и визга, и Петька спиной вперед полетел на землю.
На короткое время ему показалось, что небо над ним потемнело, а потом взорвалось ярким фейерверком. И этот фейерверк сложился в улыбающееся конопатое лицо. Вера томно сузила глаза.
— Петенька, любимый, поскорее бы… — протянула она. — Истомилась я, измаялась… Плохо без тебя…
Новый разноцветный взрыв шутих и петард смыл капризное лицо, и небо сразу просветлело. Петька помотал головой и поднялся. Малыши предусмотрительно отбежали в сторону и теперь заговорщицки хихикали, с опаской поглядывая на старшеклассника, которого они ухитрились столкнуть с бревна.
— Не дождетесь! — погрозил Петька кулаком неизвестно кому и пошел в сторону лесенок.
Он забрался на самую высокую лесенку, чтобы его уж точно никто не достал, и потуже закутался в куртку. События последних двух дней совсем перестали ему нравиться. Еще пара падений, и он может заикой остаться.
Зашуршала опадающей листвой липа. Она махала ветками, словно пыталась дотянуться до Петькиной ноги.
— Но-но, — подобрал он ноги под себя, — не балуй! Не на того напали!
Порыв ветра толкнул Петьку в грудь.
Маленький мальчик на крыше играл.
Ветер подул — мальчик упал.
Гулко о землю грохнулись кости…
Никто не поедет к бабушке в гости!
Слова садистских стишков, которые знают все, от четвертого до десятого класса, словно сами собой всплывали в Петькиной памяти.
Петька так сильно сжал трубу лесенки, что костяшки пальцев на руке побелели. Ветер снова толкнул его в грудь, и Петька почувствовал, как вспотевшие ладони стали скользить по железу.
«Ветер подул — мальчик упал…» — услужливо напомнила ему память.
Зашуршали ветки липы. На землю посыпались мелкие желтые листочки. Вдруг у самого ствола дерева, на макушке, появился вредный старичок.
— Добровольно! — одними губами произнес он, но Петька хорошо расслышал его. Потом старичок сложил губы трубочкой и подул.
