В гинекологии и акушерской практике он разбирался не лучше, чем в общей теории относительности, но догадывался, что понадобилось бы серьезное хирургическое вмешательство, чтобы Элка смогла разродиться. Это его мало тревожило – он окончательно уверовал в могущество Бориса Карловича и извергов в белых халатах.
Впрочем, все оказалось еще проще – для самой Элочки. В клинике Союза зачатый плод с плацентой был пересажен в организм другой женщины, специально подобранной для вынашивания. Ее кандидатура была утверждена Хрусталем лично после многократных проверок (одинока, здорова, совместима, управляема).
Эдик видел «носильщицу» всего один раз – та оказалась здоровенной бабищей с широченным тазом, намекавшим на неукротимую детородную функцию. Подразумевалось, что гонорара ей хватит за глаза на всю оставшуюся жизнь, однако Пыляев не сомневался в том, что скорее всего ее тихо уберут. Смерть при родах – естественная вещь, и никто не будет задавать лишних вопросов… Вспоминая об этом, он испытывал жалость ко всем невиным жертвам прогресса и светлую печаль – в конце концов, он тоже пострадал. Морально.
И когда пришло время, «homo super» покинул казенную утробу легко и непринужденно. Ничто не удерживало его; биокомпьютер загружался без сбоев. Супер был свободен и не отягощен родовой травмой.
Так начался его жизненный путь. Он был отделен от настоящей матери в двухнедельном возрасте, а в девятимесячном принял первую жертву как должное – без единого крика, который возвестил бы о рождении совершенства.
* * *
…Из радиоприемника струился послеполуденный амбиентный поток. Эдик перевернулся на спину и, прищурив глаза, посмотрел на силуэт дома, врезанный в иллюзорную синеву. Над крышей торчал краешек параболической антенны. Пыляев чувствовал, что где-то там находится Супер (он давно уже не называл сына по имени). Это неописуемое чувство чем-то напоминало чутье собаки, узнающей хозяина по запаху.
Двумя этажами ниже, в спальне с лиловыми драпировками, отдыхала Элеонора. У Эдика не было к ней претензий. Ни разу она не повела себя как стерва (если не считать той ночи, когда он познакомился с нею). Ни разу не забыла о том, что заполучила мужа в результате грязной папашиной интрижки, а также о том, что находится у нее между ног. Она не давила на него, хорошо кормила и отпускала погулять.
Двухнедельная беременность никак на ней не отразилась. Элка сломалась гораздо позже. А теперь превратилась в толстую, ленивую, плохо соображавшую самку с нарушенным гормональным балансом. Почти все время она проводила в доме, погрузившись в музыку мертвых и забросив любимое занятие – собирание антикварных побрякушек. В сумерках ее спален оперные призраки вопили хорошо поставленными голосами о трагедиях, давно потерявших актуальность…
Эдик ощутил, как меняется к худшему его собственный эмоциональный фон. Ржавчина разъедала полированный лист, отражающий солнце. Но нет ничего легче, чем отменить депрессию. Он потянулся за упаковкой «Хрустального корабля» и загнал в лунку еще один мяч. Эдуард Пыляев – гений гольфа! Великий самоудовлетворитель…
Предчувствие грядущей катастрофы растаяло, как утренний туман. Розовые контактные линзы очистились сами собой. Эдик услышал женский смех, донесшийся со стороны бассейна. Там уже резвились полуголые девочки из компании Супера. «На кой черт они ему нужны? – вяло подумал Эдик. – Он даже не спит с ними». Несмотря на холодность и очевидное превосходство Супера, сверстников тянуло к нему неудержимо.
Последовал ответный удар со стороны памяти. Мяч точно угодил в цель. Пыляев, бредущий в своих воспоминаниях сквозь мглу одинаково бессмысленных дней, снова споткнулся. На этот раз – о тело человека на скоростном шоссе.
Ярко-красный «гетман-депутат» 17 года выпуска отвалил от заправки ЗАО «Дыши!» и помчался в сторону центра, мощно свистя компрессором. Сидевший за баранкой Эдик Пыляев слегка забалдел. Для этого имелось не менее трех причин.
Во-первых, он держал во рту бактерицидный посеребренный загубник «данхилл» (последний писк сезона) и вдыхал обогащенную кислородом воздушную смесь из только что наполненного баллона фирмы «Кукушкин и Ко. Пневматическое оборудование». Впрочем, в состав коктейля для легких входили не только кислород и азот. В сочетании с «пургой» смесь становилась эйфорической. Эдик мог себе это позволить. Это и многое другое. Девять цыпочек из десяти с готовностью прыгали в его «депутат» и делали все что угодно после того, как он позволял им подержать во рту свой великолепный бактерицидный «данхилл».
Во-вторых, звуковой фон. Пробежавшись пальцами по клавишам цифрового тюнера, Эдик нашел донецкую станцию «Майнер». От оглушительного рева музыки приподнялась крыша «гетмана». Самый кайфовый эйсид-нойз в те годы делали в Донбассе. Чем глубже парни опускались под землю, тем сильнее хотели оттянуться.
В-третьих, Эдик только что перепихнулся с роскошной шлюхой в номере гостиницы «Европейская» и остался доволен своей физической формой. Мнением шлюхи он забыл поинтересоваться. На четыре часа у него была назначена встреча с вундеркиндом, после чего можно было возвращаться в поместье – к расслабляющему массажу, отфильтрованным водам бассейна и прохладе оранжерей. Эдик торопился. Больше, чем что-либо другое, Супер ценил в людях пунктуальность.
* * *
На его наручных часах было без десяти минут четыре, когда он припарковался возле огромного здания, сверкавшего, как гигантское зеркало. В то жаркое, удушливое лето эта солнечная печь многим действовала на нервы. Но не Эдику. Благодаря «пурге» он пребывал в гармонии со всем уродством окружающего мира.
Ровно в четыре он увидел своего пятилетнего сына, выходящего из здания Информационного центра в сопровождении телохранителя. На мальчике были джинсы «old axe», новозеландский свитер из овечьей шерсти и куртка из непромокаемого материала с капюшоном и надписью на спине «Волки в овечьих шкурах» (любимая команда Супера по стритболу).
Эдика поражала его предусмотрительность и аккуратность. Кроме того, поведение Супера заметно отличалось от поведения других детей. Прежде всего, он был сосредоточен и углублен в себя. Он не глазел по сторонам и не обнаружил ни малейших признаков радости при встрече с папочкой. В руке он держал толстенную книгу – явно из архивного собрания. Это был семнадцатый том «Истории заката и падения Советской империи» Шмалько и Чубайса.
Устроившись на переднем сиденье, Супер немедленно сунул бактерицидный загубник «данхилл» себе в рот и «сменил пластинку». Глаз развалился сзади, поприветствовав хозяина корректным наклоном головы. Под завывания тибетских монахов Эдик вырулил с парковочной площадки и с трудом втиснулся в плотный автомобильный поток. Супер опустил веки и погрузился в транс.
