«По субботам у них такая специальная вечеринка — «Лихорадка субботней ночи», все приходят в винтажных нарядах. Что тебе модный показ», — сказал он тогда, улыбаясь и качая головой.
Джейн это не интересовало. На скорую руку она проглотила на ужин виндалу[13] из соседнего магазина еды на вынос, потом оделась. Вещей она привезла совсем немного — дома она вообще не интересовалась тряпками, довольствуясь находками из секонд-хендов да тем, что дарила на Рождество мать. И вот теперь, сидя на краю старинной кровати, она, поджав губы, разглядывала скудное содержимое двух ящиков комода. Выбрала, наконец, пару чёрных вельветок и чёрный свитерок под горло, а в придачу — кроссовки. Сняла очки, впервые за много недель вспомнив про контактные линзы. Потом нырнула в старую ветровку и вышла.
Был уже одиннадцатый час. Дорожку вдоль канала заполонили компании, чуть ли не все прихлёбывали пиво из жестяных банок. Она шла, не обращая внимания на свист и приглашающие шепотки, обходя лишь молодняк, занимающийся любовью прямо под кирпичной стеной или писающий в кустах. На мосту через канал у Кэмденского шлюза толпились несколько десятков юнцов с ирокезами разных расцветок, которые перекрикивали грохот бумбокса и пили из горла испанское шампанское, передавая друг другу бутылку.
Парень с бутылкой в руках бросил на Джейн косой взгляд и качнулся к ней.
— Эй, крошка, угщ-щайс-сь…
Джейн увернулась, парня занесло, он ударился рукой о кирпичную стену, бутылка превратилась в фонтан чёрно-золотых брызг.
— Сука грёбаная! — взвизгнул он ей вслед. — Чёртова грёбаная сука!
На неё глазели, но она, не поднимая головы, поспешно свернула на огромную мощёную площадь Кэмден-маркет. Рынок выглядел необитаемым: торговцы вернутся не раньше завтрашнего утра, а сейчас только бродячие коты шмыгали по тёмным углам да ветер гонял мусор. Жители окрестных домов, стоя на балконах, выпивали и перекликались глухими голосами, их длинные тени плясали на булыжнике плохо освещённой площади. Джейн торопливо прошла к дальнему ее краю, но не нашла там ничего, кроме каменных стен, закрытых магазинов и молодой женщины, съёжившейся в грязном спальнике.
— Т-ты н-не ммаггла бы… н-не ммаггла бы… — бормотала она.
Джейн повернулась и пошла вдоль стены, пока не обнаружила дверь, ведущую в короткий пассаж. Она свернула туда, надеясь, что выйдет на Кэмден-хай-стрит. Она чувствовала себя Алисой в поисках чудесного сада: стрельчатые дверные проёмы открывались не на улицу, а в парикмахерские и сверкавшие ослепительными огнями салоны пирсинга, где кипела работа; другие двери вели во дворы-колодцы, тёмные, пропахшие марихуаной и мочой. Наконец краем глаза она заметила что-то похожее на свет в конце тоннеля, прожекторы, разрезающие мглу, точно посадочные огни. Держась выбранного курса, она направилась к ним.
— Эй, осторожна-а, осторожна-а, — заорал кто-то, когда она выходила из пассажа на тротуар, так что последние несколько шагов до бордюра она пробежала.
Она оказалась на Хай-стрит — вернее, на том кривоколенном отрезке ничейной земли длиной в пару кварталов, где она переходила в Чок-фарм-роуд. Тротуары и здесь были заняты, но все теперь шли к Кэмденскому шлюзу, а не от него. Джейн подождала, когда зажжётся зелёный, и кинулась через улицу в мощёный проулок, который змеился между двумя домами: в одном был магазин, где продавали кожаное нижнее бельё, вывеска на другом гласила «Прекрасная французская мебель для дачи».
Там она простояла несколько минут. Следила за толпой, прущей в Кэмден-таун, и непрерывным потоком такси и автобусов, направлявшихся к Хэмпстеду. Над головой тусклые оранжевые облака плыли по ночному небу цвета обугленной древесины; оттуда доносился ровный неумолчный гул самолётов, спирально набиравших высоту после взлёта с Хитроу. Наконец она подняла воротник штормовки, отбросила распущенные волосы на спину, сунула руки в карманы, повернулась и целеустремленно зашагала в глубь переулка.
Мостовая круто свернула вправо. Она не видела, что там, но слышала голоса: девушка смеялась, мужчина что-то шипел ей в ответ. Скоро переулок окончился тупиком. Парочка стояла в нескольких ярдах от поворота, перед дверью с небольшим медным козырьком. Молодая женщина искоса глянула на Джейн и тут же отвела глаза. В дверном проёме возник чёрный силуэт; молодой человек вытащил бумажник. Его рука исчезла внутри силуэта, появилась вновь, и парочка вошла внутрь. Джейн дождалась, когда тёмная фигура исчезнет. Оглянулась через плечо, потом подошла к зданию.
Дверь была тяжёлая, металлическая, чёрная, с царапинами граффити и расплывчатыми пятнами стёртых рисунков. Она была утоплена в кирпичной нише глубиной в несколько футов; сверху была зарешёченная металлическая прорезь, решётка отодвигалась и позволяла выглядывать во двор. Справа от двери, на кирпичной стене, висела металлическая табличка всего с одним словом.
УЛЕЙ
Ни звонка, ни другого приспособления, чтобы сообщить о желании войти, не было. Джейн раздумывала, что же такое за этой дверью, и одновременно испытывала лёгкое беспокойное покалывание — не столько от страха, сколько от осознания того, что, появись вновь тёмный силуэт, который пропустил парочку внутрь, он бы уж точно дал Джейн от ворот поворот.
С неприятным скрежетом металла по камню дверь вдруг открылась. Джейн глянула вверх, в острое, неправильно-красивое лицо высокого, сравнительно молодого мужчины с коротко стриженными белыми волосами и блестящей строчкой золотых бусин пирсинга вдоль левой щеки.
— Добрый вечер, — сказал он, всматриваясь поверх её плеча в переулок. На нём была чёрная футболка без рукавов с вышитой на груди золотой пчёлкой. Руки голые, мускулистые, исполосованные длинными широкими шрамами: чёрный, красный, белый. — Ханну ждёшь?
— Нет. — Джейн быстро вытащила горсть пятифунтовых банкнот. — Сегодня я одна.
— Тогда двадцать. — Мужчина протянул вперёд руку, по-прежнему не сводя глаз с проулка; когда Джейн вложила купюры в его ладонь, он опустил взгляд и одарил её лисьей ухмылкой. — Наслаждайся.
Она стрелой пролетела мимо него в здание.
Внезапно вокруг пала ещё более тёмная ночь. И грозовая к тому же, ведь сгустившуюся тьму прорезала музыка, такая громкая, что сама походила на свет: Джейн помешкала, прикрыв глаза, и белые вспышки хлестнули её по векам, как ледяной дождь, пульсирующий в такт музыке. Она открыла глаза, чтобы привыкнуть к темноте, и попыталась понять, куда же попала. Сероватый ромб в паре шагов от неё сгустился, оказавшись окошком гардероба. Джейн прошла мимо него, к источнику звука. Пол сразу же пошёл круто вниз. Ухватившись одной рукой за стену, чтобы не упасть, она пошла вдоль ската и наконец добралась до похожей на пещеру танцплощадки.
