— Ты что, вчера вечером рассердила отца, Беви?
— Нет. Скажешь тоже. Я рассказала ему, что из раковины выполз паук и напугал меня, а папа говорил, что когда-то в школе они находили в унитазах дохлых крыс. Он тебе про паука ничего не говорил?
— Нет.
— А, ну ладно. Неважно. Я просто подумала: может, ты видела.
— Не видела я никакого паука. Эх, хорошо бы достать где-нибудь денег, купить бы немного линолеума, покрыть пол в ванной. — Эльфрида посмотрела на небо: оно было синим, безоблачным. — Говорят, если убьешь паука — к дождю. Ты, надеюсь, его не убила?
— Нет, не волнуйся, — ответила Беверли.
Мать снова смерила ее взглядом, губы у нее сжались так плотно, что почти исчезли.
— Так ты правда вчера не рассердила отца?
— Правда.
— Беверли, он тебя хоть раз тронул?
— Что? — переспросила Бев и в полном недоумении посмотрела на мать. Отец трогал ее каждый день. — Я что-то не поняла тебя.
— Ну и ладно, — коротко ответила Эльфрида. — Не забудь про мусорное ведро. А будут на стеклах разводы, не только отец, но и я с тебя шкуру спущу.
— Не будет их. Я…
(он когда-нибудь тебя тронул?)
— …не забуду.
— И засветло чтоб была дома.
— Ладно.
(он очень)
(беспокоится, переживает).
Эльфрида ушла на работу. Беверли снова отправилась в свою комнату и стала смотреть вслед матери, пока она не скрылась за углом дома. Затем, удостоверившись, что мать проследовала к автобусной остановке, Беверли взяла ведро, моющее средство «Виндекс» и тряпки из-под раковины. Она прошла в гостиную и принялась за окна. В квартире было тихо. Всякий раз, когда поскрипывал пол или хлопала у соседей дверь, Беверли вздрагивала. Когда у Болтонов, что жили этажом выше, зашумела вода в унитазном бачке, Беверли ахнула и чуть не вскрикнула.
Она то и дело поглядывала на закрытую дверь ванной.
Наконец Бев подошла, потянула дверь на себя и ступила за порог ванной. Утром мама здесь убиралась, и почти вся кровь, которая натекла под раковину, была отмыта. Не было ее и по краям раковины. Зато в самой раковине виднелись темно-красные разводы, на зеркале и на обоях тоже остались пятна засохшей крови.
Беверли посмотрела на свое бледное отражение и с суеверным ужасом подумала, что из-за кровавых пятен на зеркале кажется, будто ее лицо истекает кровью. «Что мне делать? Неужели я сошла сума? Может, это чудится?»
В трубе послышалось какое-то фырканье и сдавленный смех.
Беверли закричала, выбежала, захлопнула дверь. Через пять минут дрожь у нее все не унималась. Протирая стекла в гостиной, Бев едва не разбила бутылку «Виндекса».
Было около трех часов пополудни, когда, заперев квартиру и положив ключ в карман джинсов, Беверли Марш случайно оказалась в узком переулке между Мейн-стрит и Сентер-стрит. Там она увидела Бена Хэнскома, Эдди Каспбрака и незнакомого парня Брэдли Донована. Ребята играли в буру.
— Привет, Бев! — сказал Эдди. — Ну что, не снились тебе кошмары после тех фильмов?
— Не снились, — ответила Бев и присела на корточки посмотреть игру. — А ты откуда про кино знаешь?
— Мне Хейстек сказал. — И Эдди показал большим пальцем на Бена, который непонятно почему, подумала Бев, зарделся как маков цвет.
— Что за кино? — прошепелявил Брэдли, и Беверли узнала его. Неделю назад он приходил на Пустыри с Биллом Денбро. Они с Биллом занимались у одного логопеда в Бангоре. Беверли за это время ни разу не вспоминала про Брэдли. Если бы ее спросили про него, она, вероятно, сказала бы, что по сравнению с Беном и Эдди он так себе, ни то ни се, посредственность, пустое место.
— Так. Про двух монстров, — проговорила она и быстро протиснулась между Беном и Эдди. — Ты бросаешь?
— Я, — сказал Бен, посмотрел на нее и тотчас отвернулся.
— Кто выигрывает?
— Эдди, — отвечал Бен. — Эдди у нас мастер.
Бев посмотрела на Эдди, протиравшего ногти своей рубашкой, и прыснула со смеху.
— А можно, я сыграю?
— Отчего нельзя — можно, — ответил Эдди. — Монетка есть?
Бев пошарила у себя в кармане и достала три цента.
— Ого! И как ты не боишься выходить из дома с такими деньжищами? — спросил Эдди. — Я бы побоялся.
Бен и Брэдли довольно рассмеялись.
— А девчонки, между прочим, тоже бывают храбрыми, — серьезным тоном сказала Беверли, и через минуту они уже все хохотали.
Первым бросал Брэдли, затем Бен, потом Беверли. Эдди на правах победителя кидал последним. Они бросали монетки к задней стене аптеки, что находилась на Сентер-стрит. Иногда был недолет, иногда монетки ударялись о стену и отскакивали от нее рикошетом. После того как все игроки бросили по разу, тот, у кого монетка лежала ближе к стене, срывал банк: все четыре монеты. Через пять минут у Беверли было уже двадцать четыре цента. Лишь однажды она не сорвала банк.
— Дефтенка жулит, — с гримасой отвращения прошепелявил Брэдли и поднялся на ноги, собираясь уходить. Все его добродушие словно рукою сняло. Он посмотрел на Беверли злобно и униженно. — Дефтенкам нельзя позволять играть…
Бен вскочил на ноги. Страшновато было смотреть на него в эту минуту.
— Возьми свои слова обратно!
Брэдли даже разинул рот.
— Чего-чего?
— Возьми свои слова обратно. Она играла честно.
Брэдли посмотрел на Бена, потом на Эдди, перевел взгляд на Беверли, которая по-прежнему сидела на корточках. Затем снова уставился на Бена.
— Хочешь, чтобы я тебе по мордасам съездил?
— Давай, — ответил Бен, и на лице его появилась усмешка.
Видно, она удивила Брэдли, и он опасливо попятился от Бена. Может быть, эта усмешка подсказала ему, что после двух стычек с Генри Бауэрсом, из которых Бен Хэнском вышел с честью, он вряд ли спасует перед Брэдли Донованом, шепелявым фитилем, у которого даже руки в цыпках.
— Ну да, я его двину, а вы все наброситесь на меня, — произнес Брэдли и попятился еще на один шаг. Голос у него задрожал, на глаза навернулись слезы. — Вы тут все одна шайка. По-честному не умеете.
— Извинись перед ней. Возьми свои слова обратно, — повторил Бен.
