— Извинись перед ней. Возьми свои слова обратно, — повторил Бен.
— Ладно, Бен. Не обращай на него внимания, — сказала Беверли. Она протянула Брэдли монетки на ладони. — Возьми свои деньги. Я играла не для того, чтобы тебя обдирать.
На ресницах у Брэдли отчетливо были видны слезы — слезы унижения. Он ударил Беверли по руке, монеты упали, рассыпались, а сам Брэдли пустился бегом по переулку в сторону Сентер-стрит. От неожиданности ребята разинули рты. Отбежав на безопасное расстояние, Брэдли обернулся и прокричал:
— А ты сучка! Вот ты кто! Мухлюешь, сучка. А мать твоя шлюха!
Беверли так и ахнула. Бен побежал вдогонку за Брэдли, но неудачно: споткнулся о деревянный ящик и растянулся на мостовой. Брэдли удрал. Бен понимал, что в скорости с этим длинноногим не может тягаться. Он поднялся и повернулся к Беверли посмотреть, как она. Слово «шлюха» потрясло его не меньше, чем ее.
Бев увидела его встревоженное лицо, раскрыла было рот, чтобы сказать «ничего страшного, собака брешет, ветер носит»… но вместо этого вспомнила странный вопрос, который задала ей мать.
«Он тебя хоть раз тронул?»
Действительно, странный вопрос — простой и в то же время нелепый, с каким-то зловещим подтекстом, мутным, как старый кофе. И вместо того, чтобы ответить прибауткой, как она хотела, Беверли заплакала.
Эдди посмотрел на нее с тревогой. Ему стало неловко, душно. Он поспешно достал из кармана брюк аспиратор и сунул его в рот. Затем нагнулся и принялся подбирать упавшие монеты. На лице его появилось суетливо-сосредоточенное выражение.
Инстинктивно Бен устремился к Беверли. Ему хотелось обнять ее, успокоить. Но, не дойдя двух шагов, он остановился. Бев была слишком красива. Перед лицом этой красоты он чувствовал свою никчемность.
— Не грусти, — произнес он, сознавая, что сказал глупость, но он не в состоянии был придумать ничего более утешительного. Он слегка коснулся ее плеча. Беверли стояла, закрыв лицо руками, пряча заплаканные глаза и щеки. Бен коснулся Бев и тотчас отдернул руку, как будто обжегся о ее плечо. Он так густо покраснел, что, казалось, сейчас попросит у Бев прощения за то, что нечаянно к ней прикоснулся. — Не грусти, Беверли, — повторил он.
Бев опустила руки.
— Моя мама не шлюха! — вскрикнула она пронзительно и яростно. — Она официантка!
Воцарилась гнетущая тишина. Бен удивленно уставился на Беверли, у него даже отвисла челюсть. Эдди, собравший две горсти монет, оторвал взгляд от мостовой и тоже воззрился на Бев.
И тут все трое неожиданно рассмеялись.
Бена так разобрало, что он едва не упал. Под конец он тяжело присел на крышку мусорного бака. Под такой тяжестью крышка продавилась и съехала вбок, а Бен провалился задом в бак. Эдди показал на него пальцем и взвыл от смеха. Беверли подала Бену руку и помогла ему встать.
В доме над ними открылось окно, и какая-то женщина прокричала:
— А ну прочь отсюда, шантрапа! Людям работать в ночную смену, а им спать не дают! Пошли прочь!
И, не раздумывая, все трое взялись за руки — Беверли между Беном и Эдди — и, хохоча, помчались в сторону Сентер-стрит.
Они сосчитали свои финансы: оказалось ровно сорок центов. Можно купить в аптеке две порции мороженого со льдом. Мистер Клин, старый ворчун, не разрешал ребятишкам до двенадцати лет есть мороженое у стойки; он считал, что бильярд-автоматы, расположенные в соседнем зале, оказывают на них негативное воздействие; поэтому Эдди, Бен и Беверли отправились в Бэсси-парк, расположились там на траве и стали лизать мороженое. Бен взял кофейное, Эдди — клубничное. Бев, сидевшая между мальчиками, попеременно сосала из трубочки обе порции, точно пчела цветочный нектар. Впервые после того, как минувшим вечером из раковины брызнул фонтан крови, Бев почувствовала себя хорошо — недавние переживания стерлись, и, несмотря на эмоциональную опустошенность, Беверли стало как-то покойно, легко. Во всяком случае, в эту минуту.
— Не понимаю, какая муха укусила Брэдли, — наконец неловко произнес Эдди, точно извиняясь за своего знакомого. — Никогда он так себя не вел.
— Ты заступился за меня. Спасибо тебе, — сказала Беверли и вдруг поцеловала Бена в щеку.
Он снова зарделся.
— Ты играла честно, — пробормотал он в ответ и неожиданно тремя огромными глотками ополовинил кофейное мороженое. После чего громко рыгнул, как будто из дробовика выстрелил.
— Хочешь лизнуть? — спросил Эдди у Беверли, предлагая свое мороженое, но та затряслась от смеха, схватилась за живот.
— Не-а, не могу больше, — смеясь, проговорила она. — Живот болит. Спасибо, не надо.
Бен улыбнулся. Вечером перед сном он проиграет еще и еще раз этот незабываемый момент, когда Бев поцеловала его в щеку.
— Ну как ты? Правда все в порядке?
Она кивнула в ответ.
— Дело не в нем. Даже не в том, что он сказал про маму. Вчера вечером случилось такое… что я, право, не знаю… — Бев в нерешительности замолчала, посмотрела на Бена, потом на Эдди, потом опять на Бена и продолжала: — Я… я должна об этом хоть кому-нибудь рассказать. Могу даже показать. Мне кажется, я оттого плакала, что я боюсь сойти с ума после всего случившегося.
— О чем это вы тут болтаете, чокнутые? — раздался рядом голос.
Это был Стэнли Урис. Маленький, худенький, он казался чересчур опрятным для мальчишки, которому едва исполнилось одиннадцать лет. В белоснежной рубашке, аккуратно заправленной в новые джинсы, с безупречным пробором, в чистых, без единого пятнышка кедах, он производил впечатление самого маленького на планете взрослого человека. Но когда он улыбнулся, эта иллюзия пропала.
«Она не станет рассказывать свою историю при Стэнли, — подумал Эдди. — Ведь его не было, когда Брэдли обозвал ее мать».
Но после некоторого колебания Беверли все же решилась. Стэнли был совсем не такой, как Брэдли: он пришел и, казалось, сразу занял свое место, сразу вошел в их компанию, тогда как Брэдли был чужаком, посторонним.
«Стэнли — наш человек, — подумала Беверли и сейчас же поймала себя на том, что болтает руками. — Отчего это я? — удивилась она. — В конце концов я не обязана им рассказывать. Лучше вообще об этом забыть».
