— Объясни нам хоть что-нибудь, Дор, — попросил Ральф, когда они перешли ручей. — Мы в полной растерянности. — «И не только умственно или духовно», — подумал он. Ральф никогда не был в этих лесах. Что будет, если тропинка исчезнет или старина Дор оставит их?
— Хорошо, — сразу откликнулся Дорренс. — Одно я могу сказать наверняка.
— Что?
— Это самые лучшие стихи, когда-либо написанные Робертом Крили, — сказал Дорренс, поднимая книжку «О любви», и, прежде чем они успели ответить, старик отвернулся и пошел по тропинке, ведущей через лес на запад.
Ральф взглянул на Луизу. Та не менее растерянно посмотрела на него. — Пойдем, приятель, — сказала она. — Лучше не терять его из вида. Я оставила хлебные крошки дома.
5
Они поднялись на следующий холм, с вершины которого Ральф увидел, что тропинка, по которой они шли, обрывается у поросшего травой карьера. Возле въезда в карьер стояла машина — великолепный «форд» последней модели, который Ральф сразу же узнал. Когда распахнулась дверца и из машины выбрался водитель, все сразу стало на свои места. Конечно, он знал эту машину, он видел ее во вторник вечером из окна дома Луизы. Тогда машина застыла посреди Гаррис-авеню, а водитель стоял на коленях в свете фар… Перед умирающей собакой, которую он сбил. Джо Уайзер, заслышав их приближение, посмотрел вверх и приветственно помахал рукой.
1
— Он попросил меня подвезти вас, — пояснил Уайзер, аккуратно развернув машину.
— Куда? — поинтересовалась Луиза. Она сидела рядом с Дорренсом на заднем сиденье. Ральф устроился на переднем рядом с Джо Уайзером, выглядевшим так, словно он не вполне понимает, кто он и где находится.
Ральф поднялся вверх — совсем чуть-чуть, — пожимая руку фармацевту, желая посмотреть на ауру Уайзера. И сама аура, и «веревочка» были на месте и выглядели абсолютно здоровыми… Но яркий желто-оранжевый цвет показался Ральфу несколько приглушенным. Ральф подумал, что это, скорее всего, результат воздействия Дорренса.
— Отличный вопрос. — Уайзер смущенно хохотнул. — Но я, честное слово, не имею об этом ни малейшего представления. Сегодня — самый странный день в моей жизни, вне всяких сомнений.
Лесная дорога влилась в гудронированное шоссе. Уайзер притормозил, посмотрел по сторонам, затем повернул налево. Они проехали указатель на шоссе N95, и Ральф сделал вывод, что сразу же после въезда на главную магистраль Уайзер повернет на север. Теперь он знал, где именно они находятся — в двух милях южнее шоссе N33. Отсюда менее чем за полчаса можно добраться до Дерри, и Ральф не сомневался, что именно туда они и направляются.
Неожиданно он рассмеялся:
— Так вот мы где. Трое счастливых людей, совершающих дневную прогулку.
Нет, нас четверо. Приветствую вас в чудесной стране гиперреальности, Джо. Джо посмотрел на него, затем улыбнулся:
— Ах, так вот что это такое? — И, не дав Луизе или Ральфу шанса ответить, добавил: — Кажется, именно так.
— Ты прочитал стихотворение? — спросил Дорренс. — Которое начинается строкой: «Я тороплю себя ежесекундно, ежечасно — успеть бы все свершить, что предначертано судьбой»?
Ральф, обернувшись, увидел, что Дорренс по-прежнему безмятежно улыбается.
— Да. Послушай, Дор…
— Разве это не шедевр? Отличное стихотворение. Стивен Добинс напоминает мне Гарта Крейна, но без излишней претенциозности. Только, может быть, его зовут Стивен Крейн, хотя вряд ли. Конечно, здесь отсутствует мелодичность Дилана Томаса, но разве это плохо? Современная поэзия не музыка, она о нерве — о том, кто обладает этим качеством, а кто нет.
— О Боже, — вздохнула Луиза, закатывая глаза.
— Возможно, если мы поднимемся на несколько уровней, он и расскажет все необходимое, — сказал Ральф, — но ты ведь не хочешь этого, Дор? Потому что когда ты на подъеме, время летит быстрее.
— В самую точку, — ответил Дорренс.
Впереди виднелись указатели въезда на магистраль.
— Думаю, немного позже вам с Луизой придется подняться вверх, поэтому так важно сохранить как можно больше времени. Сохранить… Время. — Дорренс сделал странный жест, подняв вверх скрюченный указательный и большой пальцы, соединяя их, словно обозначая сужающийся проход.
Джо Уайзер включил огни поворота, повернул налево и поехал по направлению к Дерри.
— Каким образом в этом деле замешаны вы, Джо? — поинтересовался Ральф.
— Почему из всех проживающих в западной части города Дорренс выбрал именно вас в качестве шофера?
Уайзер покачал головой, и тут машина, въехав на развилку, оказалась на полосе встречного движения. Ральф молниеносно потянулся к рулю и внес коррекцию, напоминая себе, что в последнее время Джо, несомненно, очень плохо спал. Он обрадовался, увидев, что шоссе почти пустынное.
Следовательно, можно припасти волнение для более важного случая, и уж кому, как не Богу, известно, что сегодня оно еще понадобится Ральфу.
— Мы все связаны Предопределением, — вдруг резко произнес Дорренс. — Это КА-ТЕТ, что означает единство, созданное из множества. Вот так же множество рифм составляют единое стихотворение. Понимаешь?
— Нет. — Ральф, Луиза и Джо произнесли это одновременно, образуя спонтанный хор, а затем нервно рассмеялись. «Трое Неспящих Времен Апокалипсиса, — подумал Ральф. — Господи помилуй», — Это ничего, — сказал Дорренс, все так же улыбаясь. — Просто поверьте мне на слово. Ты и Луиза… Элен и ее дочь… Билл… Фэй Чепин… Триггер Вашон… Я! Все мы части Предопределения.
— Все это просто замечательно, Дор, — сказала Луиза, — но куда Предопределение ведет нас сейчас? И что от нас потребуется, когда мы попадем на место?
Дорренс подался вперед и зашептал что-то на ухо Джо Уайзеру, заслоняя губы ладонью. Затем с довольным видом откинулся назад.
— Он сказал, что мы направляемся в Общественный центр Дерри, — произнес Джо.
— Общественный центр! — встревоженно воскликнула Луиза. — Нет, это неправильно! Те двое сказали…
— Забудьте о них на время, — перебил ее Дорренс. — Помните лишь, что дело в нерве — кто обладает им, а кто нет.
2
В машине Джо Уайзера повисла тишина. Дорренс открыл сборник поэзии Роберта Крили и принялся читать, водя по строчкам желтоватым, очень древним пальцем. Ральф припомнил игру, в которую играл будучи ребенком, — не очень хорошую. «Охота на бекасов» — так она называлась. Надо было подыскать ребятишек помладше и подоверчивее, напичкать их россказнями о мифических птицах, затем раздать им силки и послать на поиски несуществующего. Эта игра еще называлась «Охота на диких гусей»; неожиданно у Ральфа возникло ощущение, что Клото и Лахесис то же самое проделали с ним и Луизой на больничной крыше.
