— Съел заживо, — прошептала Фанни.
— Что ты хочешь сказать?
— Это слова, которые он повторял тебе? Съел заживо?
— Да. Это все, что я мог разобрать. Но это не значит, что я их понял.
— Возможно, он описывал себя. Возможно, говорил о чем-то, что случилось с ним?
— Я не знаю, любовь моя, мне кажется, что я уже ничего не знаю. Я только чувствую себя потерянным. Как будто внутри меня сидит незнакомец.
— Съел заживо, — повторила Фанни.
Стивенсон повернул к ней голову, но, несмотря на тему разговора, он снова почувствовал желание. Фанни выскользнула из его объятий, села на него верхом, разрешив ему нежно войти в нее, и начала медленно раскачиваться на нем назад и вперед.
— Робби?
— Да, — застонал он.
— Ты не сказал мне, что сделал ты.
— А? — сказал он отвлеченно.
— Ты не закончил историю. Ты сказал, что в руках у тебя была бутылка и что ты занес ее над головой. Но не рассказал, что сделал дальше. Что случилось с Пулом.
— О Фанни. О моя Фанни!
Она схватила его голову и твердо посмотрела ему в глаза:
— Скажи мне, что ты сделал, Робби. Ты же знаешь, что все можешь рассказать мне. Ты можешь рассказать своей Фанни.
— Съел заживо. — Стивенсон стал задыхаться и взорвался внутри нее.
— Робби?
Луис Альберто Урреа
Кисть сеньора Мендосы
Пер. Е.Коротнян
Луис Альберто Урреа, несомненно, один из лучших писателей сегодняшней Америки. После дебюта в антологии «Edges», изданной Урсулой Ле Гуин в 1980-м, он выпустил ряд поистине замечательных книг, среди которых научно-популярные работы, поэтические сборники и потрясающий роман «В поисках снега». Последние его произведения опубликованы в сборнике «Шесть видов неба», откуда и взят следующий рассказ.
Урреа родился в Тихуапе, в семье американки и мексиканца. В настоящее время он живет с семьей в Чикаго, где преподает в Иллинойском университете. В его активе несколько наград, среди которых Американская книжная премия и Книжная премия Западных Штатов.
Когда я вспоминаю родную деревню, то сразу вижу все в зеленом цвете. Сочный зеленый цвет, возможно чересчур насыщенный, наполненный влагой и запахом манго. Я вспоминаю жару и сладостные капельки пота, собиравшиеся на моей верхней губе, когда я целовался с юными девушками, спрятавшись за трибуны на площади. Я вспоминаю дни, наполненные праздностью и ураганными ливнями. Вспоминаю, как прогуливался по маленькой площади, мечтая о том, чтобы заняться любовью, любовался портретами мэра и начальника полиции кисти сеньора Мендосы и перебрасывался острыми словечками с девушками. Они, разумеется, прогуливались в обратную сторону, а за ними по пятам следовали их суровые тетушки, блюстительницы приличия. Оглядываясь назад, я невольно думаю, а не были ли те дерзкие перепалки лучше самих занятий любовью?
Сеньор Мендоса тридцать лет орудовал своей кистью. До сих пор помню, как старухи по дороге на рынок распекали его на все корки. Ничего необычного в том не было. Старухи иной раз принимались и за нас, особенно когда на рассвете шли на рынок, выстроившись в две колонны, в темных шалях, плотно обвязанных вокруг голов, чтобы купить кувшины теплого молока, в котором плавали коровьи шерстинки. Позже, выпив несколько чашек кофе с капелькой того самого шерстяного молока (процеженного сквозь старую тряпицу) и щедро сдобренного сахаром, они начинали признавать, что у некоторых людей есть и хорошие стороны. Только не у сеньора Мендосы.
А тот в свою очередь придерживался спорной точки зрения, объявив себя королем граффити всей Мексики. Но нам не нужен был король граффити.
Моя деревня называется Эль Росарио. Вероятно, потому мы так и задавались, что название происходит от слова «четки». Мы родом из Росарио, а значит, на нас лежит печать благословения, дающая некоторые привилегии. Все началось с какого-то испанского монаха — а может быть, это был испанский солдат, — по имени Бонифасио Рохас, у которого разорвались четки и бусины каскадом рассыпались по земле. Опустившись на колени, чтобы их собрать, он сотворил краткую молитву, прося всемилостивого Бога направить его к бусинам. Как всякий добропорядочный католик, он предложил Богу сделку: если Ты вернешь мне бусины, я построю храм на этом самом месте. Всемилостивый Бог обрушил на землю огни святого Эльма, и прямо под ними нашлись бусины. Бонифасио сумел оценить остроумие Всевышнего, когда под бусинами обнаружил бесконечную серебряную реку. Случилось это в 1655 году, третьего августа. В субботу.
Строительство церкви уничтожило остатки индейского поселения, а деревня Росарио стала центром провинции Чаметла. По неведомой причине монахи, пришедшие вслед за Бонифасио, пристрастились хоронить своих собратьев в толстых стенах собора из необожженного кирпича. Какой-то таинственный элемент в нашей почве мумифицирует тела, так они и стоят в стенах на протяжении пяти сотен лет. И когда стены осыпаются, то примерно раз в год то один, то другой из них выскакивает наружу с застывшей ухмылкой.
Во времена моего детства наступило временное затишье, когда за два года не появилось ни одной новой мумии. Мы даже начали думать, что похороненные отцы повылезли из стен все до одного. Удар грома доказал, что мы ошибались.
Сезон дождей у нас начинается неизменно шестого июня. В тот год, однако, дождь запоздал на день, но первый же раскат грома, возвестивший о приходе бури, был таким оглушительным, что полопались все оконные стекла на нашей улице. Ослы вырвались из сараев и помчались по деревне, брыкаясь направо и налево. Люди, жившие возле реки, клялись, что их куры снесли квадратные яйца. Еще много лет спустя в этом страшном небесном гневе видели причины всех случаев подагры, поноса, родимых пятен, пьянства и тех таинственных женских заболеваний, которые никто не может определить, но все называют «недомоганиями». Была и еще одна жертва громового раската — уцелевшая до того дня колокольня раскололась на части, и один толстый кусок глины свалился прямо на дорогу. Утром мы с кузеном Хайме пережили ужас, обнаружив мумифицированную руку, торчавшую из обломков, причем пожелтевший палец указывал прямо в небо.
— Евангелист, — сказал я.
— Даже в смерти, — сказал он.
Мы обошли груду, чтобы рассмотреть остальную часть мумии, и вздрогнули при виде написанного на груди монаха послания:
КАК Я ВАМ НРАВЛЮСЬ ТЕПЕРЬ?
УСОХ ДО ПРЕДЕЛА!
УМЕРЬ СВОЮ ГОРДЫНЮ ИЛИ УБИРАЙСЯ ПРОЧЬ!
— Сеньор Мендоса, — сказал я.
— Он повсюду, — сказал Хайме.
На дороге, ведущей от Эскуинапы на север, к нашей деревне, стоит столб, на котором написано:
