ДАЙ МНЕ ПИНКА
Настала моя очередь.
На лице:
ИЗВРАЩЕНЕЦ
На груди:
МОЯ МАТЬ СГОРАЕТ ОТ СТЫДА
На заднице:
ЭТО ТО, ЧТО Я ЕСТЬ
До меня вдруг дошло, что девочки с реки успели быстро одеться и теперь хихикают, глядя, как я прыгаю голый по камням. Никакой справедливости! А потом, чтобы совсем нас доконать, сеньор Мендоса погнал нас по всей деревне, и люди смеялись над нами и обзывали обидными словами.
Две недели мы планировали месть, но постепенно обо всем забыли. Хайме благодаря фразе «я живу ради секса» даже стал чем-то вроде знаменитости, этакий местный мачо. Его потом долго называли Эль Секси. И надо же такому случиться, что много лет спустя он женился на одной из тех самых девчонок, за которыми мы подглядывали.
Только одно меня порадовало во всем этом печальном деле: скоро от улицы, где я познал такое унижение, не осталось и следа.
Спустя годы, как Бонифасио построил свою церковь в Росарио, и уже после того, как он умер и был надежно спрятан в церковной стене (откуда вывалился на моего дядю Хорхе в 1958-м), начали строить шахты. Одна серебряная жила вела к другой. Весь район стал сетью рудоносных артерий.
Сначала прорывали туннели, потом о них забывали, когда жила истощалась и разветвлялась. Очень часто шахтеры прорубали ход в скалистой стене и оказывались в заброшенной шахте, прорытой в обратном направлении. Иногда им попадались скелеты.
Однажды они клялись, что наткнулись на гигантского паука, ловившего в свою огромную паутину летучих мышей. Во многие из этих шахт просачивалась речная вода, образуя подземные озера, где водились толстые белые лягушки и аллигатор-альбинос, который плавал в темной воде, поджидая, что какой-нибудь невезучий шахтер споткнется и упадет.
: Некоторые из этих туннелей змеились под деревней. Иногда с гулким уханьем пропадали целые участки Росарио. Мне повезло увидеть, как улица, по которой меня гнал сеньор Мендоса, вздрогнув, провалилась сквозь землю. Магазин и шесть домов рухнули как один. Мне особенно отрадно было видеть, как Антония Боррего с удивленным видом ушла под землю, хотя еще секунду назад сидела на крыльце и истошно вопила, посылая в мой адрес оскорбления. Из ее горла вырвался жуткий вопль, отозвавшийся под землей громким эхом, пока она летела вниз. Когда ее в конце концов вытащили (с помощью лебедки, коровищу этакую), она успела сморщиться от вонючей воды и в волосах ее шевелились белые головастики.
Улица исчезла, а из моего окна открылся бесконечный вид на Эль Яуко. Так называется гора, которая возвышается за рекой Балуарте. Ее вершина похожа на профиль Джона Ф. Кеннеди. Единственный недостаток этого географического чуда в том, что нос у профиля не в ту сторону загнут.
Когда мы с Хайме с большим трудом забрались на гору, чтобы как следует рассмотреть нос, то обнаружили там следующее послание:
ПРИРОДА-МАТЬ ТОЖЕ НЕ ПИТАЕТ НИКАКОГО УВАЖЕНИЯ
— К ПРЕЗИДЕНТАМ ЯНКИ!
Однако ничто не могло сравниться с тем фурором, который вызвала следующая серия его посланий. Все началось однажды в воскресенье с пробежавшего по деревне поросенка. На его боках идеальным почерком было выведено:
ВО ВТОРНИК МННДОСА ОТПРАВЛЯЕТСЯ В РАЙ
На заборе:
МЕНДОСА СПАСАЕТСЯ ИЗ ЭТОГО АДА
На отцовской машине:
С МЕНЯ ДОВОЛЬНО!
Я УХОЖУ!
Поползли слухи. Неизвестно почему, но споры по поводу последних творений сеньора Мендосы разгорались жаркие, бурные и нередко заканчивались драками. Он что, задумал убить себя? Он умирает? Его собираются похитить летающие тарелки или унести в небеса ангелы? Те, кто были уверены, что прежняя надпись «Мендоса никогда здесь не смыкал век» представляла собой строго философское изречение, не сомневались в предстоящем самоубийстве. На их лицах появилось таинственное выражение — они действительно надеялись, что он убьет себя, просто чтобы поддержать status quo, просто чтобы подтвердить, что все когда-нибудь умрут.
По деревне прокатилась волна слухов о его здоровье: рак, сумасшествие (тоже мне новость, мы и без того это знали), одержимость дьяволом, сглаз, проклятие черной магии с помощью любовных зелий и медленно действующих ядов и самый ужасный недуг — сифилис. Некоторые местные хлыщи прозвали публичный дом раем, но сеньор Мендоса был слишком морален, чтобы даже приблизиться к нему, не то чтобы объявлять об этом на всю деревню.
Я работал в баре Криспина, принимал заказы и таскал подносы с бутылками пива. Я слышал все версии. Больше других мне пришлось по душе утверждение о сифилисе — ведь в юности всегда испытываешь болезненную тягу ко всему мрачному и жуткому, тем более если речь идет о преисподней.
— От сифилиса эта штука отваливается, — пояснил Хайме. Я не хотел, чтобы он догадался о том, что я точно не знаю, какая именно «штука» отваливается, была ли она тем самым, что я думал, или чем-то другим. Настоящий мачо уже давно должен все знать, причем настолько досконально, что ему даже скучно от этих знаний.
— Да, — небрежно бросил я, — конечно, отваливается.
— Целиком, — продолжал Хайме.
— Прямо на землю, — подтвердил я.
В тот самый вечер, когда обсуждались «райские» теории, в бар зашел сеньор Мендоса. Мужчины сразу прекратили все споры и начали его подкалывать: «Поглядите-ка! К нам явился святой Мендоса!», «Эй, Мендоса! Не видал ли где ангелов?» Мендоса лишь ухмыльнулся, затем, расправив худые плечи, подошел, прямой как палка, к стойке бара.
— Мальчик, — сказал он мне, — пива.
Когда я передавал бутылку, мне хотелось поклясться: я изменюсь! Я больше никогда не буду подглядывать за девочками!
Мендоса развернулся и, стоя лицом к толпе, выпил свое пиво, опустошив бутылку залпом. Когда наконец из его рта потекла пена, он грохнул бутылкой о прилавок и выдохнул «Ух!». После чего отрыгнул. Громко. Это сильно оскорбило собравшийся люд, и все принялись ему выговаривать. Но он, не обращая ни на кого внимания, выкрикнул:
— Что, не понравилось? Отрыжка — это крик буйвола или кабана. Я посылаю ее вам, потому что это единственная философия, какую вы способны понять!
Еще больше оскорбившись, толпа начала роптать. Тогда сеньор Мендоса повернулся ко мне и произнес:
— Я вижу здесь очень много дрыгающих лапок.
— Этот человек безумен, — сказал Криспин. Сеньор Мендоса продолжал:
— Я для того жил на земле, чтобы изменить общество и пощипать самодовольные задницы. Кто из вас станет отрицать, что мы с моей кистью составляем идеальную пару? Кто из вас может надеяться сотворить кистью больше, чем это сделал я?
