Опершись о крышку рояля, Андраш некоторое время молчал, глядя в сгущающийся сумрак комнаты.
— Я не могу забыть лицо этой женщины, — продолжал он, словно вернувшись из какого-то далека. — Не могу забыть ее рассыпавшихся по плечам светлых волос, ее голос… Я никогда не видел ничего более прекрасного! Я просто болен ею, я не знаю, что мне делать… И я сижу здесь и играю Шопена… Как бы я хотел снова вернуться туда!.. Хотя я и понимаю, что все это — просто какое-то безумье…
Он снова замолчал, уставившись в пространство комнаты.
— Я человек здравомыслящий, — продолжал Андраш, — и в свои двадцать два года я уже кое-что видел в жизни. И я говорю тебе все это только потому, что видел тебя там, у реки… Нет, я не могу в это поверить! Ведь я никогда раньше не видел тебя, и ты тогда выглядела именно так, как сейчас!..
«Это не могло быть сном, — в который уже раз подумала Ку, — но что же это тогда было?»
— Андраш, — настороженно произнесла она, вглядываясь в полумраке в его лицо, — ты знаешь, кто такой Петер Майер?
Он, казалось, не слышал ее вопроса, продолжая смотреть куда-то в полумрак. Воображение Андраша странствовало где-то за пределами погружающейся в темноту библиотеки… Осужденная на смерть светловолосая ведьма?!
В комнате внезапно зажегся свет, вернулись Ильда и Ирина.
— Привет… — изумленно произнесла Ильда. — Ты… здесь?
— Да, ты же оставила мне свой адрес… — словно оправдываясь, ответила Ку, но Ирина перебила ее радостным возгласом:
— Андраш вернулся и мы приглашаем тебя на нашу свадьбу!
Ку торопливо кивнула, втайне досадуя за что-то на Ирину. Может быть, ей самой нравился Андраш? Она пристально, исподлобья взглянула на него. Потом перевела взгляд на Ирину. «А они подходят друг другу…» — неожиданно для себя самой подумала она.
— Если хочешь, оставайся ночевать у нас, — предложила Ильда. — Родители уехали в Чоп, места хватит…
Представив себе кишащий цыганами, замусоренный автовокзал и перенаселенный номер «ночлежки», Ку согласилась. Все ее тело чесалось от блошиных укусов, ей хотелось забраться в ванну, надеть чистую ночную рубашку и халат, хотелось поесть чего-нибудь домашнего, растянуться на свежих простынях… Но самое главное, она не была уверена в своем равнодушии к Андрашу! Совершенно реальный, а не мистический, как Петер Майер, двадцатидвухлетний мужчина, будущий врач… Его невеста? Ку не покидала ничем не обоснованная уверенность в том, что Андраш не любит Ирину — и это подталкивало ее к опасной, авантюрной мысли: а что, если… Глядя на Андраша, она порой забывала, что это не Петер Майер.
Все четверо сели ужинать в столовой — небольшом и очень уютном, смежном с кухней помещении с длинным столом посредине, двумя старинными буфетами с посудой, связками красных перцев и чеснока, с большой картиной, изображавшей какое-то горное озеро. Разговор шел по-венгерски, и сидящая рядом с Ку Ильда переводила ей. Но Ку не прислушивалась к словам, неотрывно глядя на сидевшего напротив нее Андраша. Он без конца улыбался Ирине, торопливо говорил ей что-то на ухо, попутно отправляя в рот макароны и домашнее салями, но взгляд его — и это замечала только сидевшая напротив него Ку — был обращен куда-то вовнутрь, к каким-то своим беспокойным видениям. «Бедняга, — подумала Ку, маленькими глотками отпивая ледяную минеральную воду, — с ним происходит то же самое, что и со мной. И неизвестно, кому из нас теперь хуже: мне, видящей в нем Петера Майера, или ему, не находящему ни в ком черты однажды привидевшейся ему женщины…»
— Тебе нравится мой брат? — шепотом спросила Ильда, заговорщически подмигнув Ку.
Ку густо покраснела.
Ильда порывисто вздохнула.
— Ничего не поделаешь, — все так же шепотом сказала она, — Андраш просто обожает Ирину!
Ку фыркнула, оставив свое мнение при себе.
Что она могла сказать ни о чем не подозревающей Ильде? Что ее брат попался на крючок прошлого и безнадежно погиб для этого мира, как и сама Ку? Никто бы ей не поверил.
Ирина придвинулась к Андрашу почти вплотную, плечи их соприкасались; ее гладкие черные волосы щекотали его щеку, яркие губы шептали ему что-то на ухо — и он, рассмеявшись, прижал ее к себе, поцеловал, снова рассмеялся… У Ку просто голова шла кругом. Она старалась убедить себя в том, что это не Петер Майер, но у нее ничего не получалось. Каждое его прикосновение к Ирине отзывалось в ней резкой болью, словно кто-то жег ее изнутри раскаленным железом. Закрыв на миг глаза, она с такой ясностью представила себе прикосновения Петера Майера, что ей чуть не стало дурно.
А Ирина смеялась чистым, как горный ручей, переливчатым смехом, гладя затылок Андраша, прижимаясь к его руке высокой, налитой грудью.
— Я пойду спать, — решительно заявила Ку, и ее никто не стал удерживать.
Поднявшись в маленькую спальню со скошенной чердачной стеной, Ку быстро разделась и легла, накрывшись легким пуховым одеялом.
Сон моментально пришел к ней — сон без сновидений, глубокий и темный, как провал в памяти. Но вскоре она снова проснулась, скорее всего, от духоты, сбросила одеяло, уставилась, подложив руки под голову, в маленькое, залитое лунным светом окошко. В доме было так тихо, что слышался шелест ореховых деревьев в саду. Ку лежала, не шевелясь, и из глаз ее на подушку катились слезы. Боль безысходной любви. Она услышала, как внизу пробили часы, услышала смех и хлопанье дверей. И снова все затихло.
Несколько раз Ку засыпала и просыпалась. Ей снились мимолетные, неразборчивые картины, она тщетно стремилась к чему-то, старалась что-то удержать в руках… один раз перед ней мелькнула злорадная, дьявольская улыбка Петера Майера, но Ку понимала, что все это ей только снится.
На рассвете она проснулась окончательно. Где-то скрипнула дверь. Или ей это показалось? Чьи-то тихие, но уверенные шаги на лестнице, по узкому коридору мансарды… Наверху, кроме Ку, никто не ночевал.
Сев на постели, она прислушалась. Шаги приближались к ее двери. «Нет, — в страхе подумала она, — этого не может быть…»
Не успела она додумать свою мысль до конца, как в дверь кто-то осторожно постучал. Притвориться спящей или ответить? Впрочем, это мало что меняло, потому что дверь в комнате не запиралась.
Сжав в отчаянии кулаки, Ку произнесла с безнадежным спокойствием:
— Да, я не сплю.
Дверь приоткрылась, и он вошел — с растрепанными светлыми волосами, в белой, расстегнутой на груди рубашке, небрежно заправленной в спортивные брюки.
Ку задрожала. Ее расслабленная сном воля готова была изменить разуму. Тот, кто стоял теперь в нескольких шагах от нее, был для нее Петером Майером — и больше никем.
