Что поездка за Катиным отцом будет опасной, у меня сомнений не было. Вот только, кого бояться больше, - стерегущих пленного олигарха тварей или своих спутников, я не знал. Оставалось рассчитывать на чувство юмора…
Бывший олигарх, а ныне клиет чеченского «зиндан-отеля», Виктор Сергеевич Моталин, свое чувство юмора оставил еще во времена юности, когда председателю клуба КВН, бывшему командиру студенческого стройотряда и самому веселому парню потока пришлось одновременно заканчивать вуз и на ходу осваивать премудрости бизнеса. Работая по шестнадцать часов в сутки, он успевал все. Но студенческие пирушки и КВН пришлось забыть.
Под грифом «металлолома» Мотанин отправлял за кордон эшелоны с военной техникой, за бесценок скупленной у генералов оставшейся безпризорной советской армии. Получал взамен составы с бельгийским денатуратом «Рояль» и тайваньские комлектующие к компьютерам. Продавал спирт бандитам, а на вырученные деньги нанимал студентов собирать по ночам «настоящие макинтоши».
К четвертому курсу он заработал свой первый «миллион зелени», а к пятому, приди ему в голову такая блажь, мог бы купить с потрохами родимый вуз. Да только студенту-олигарху были нужны не деньги или блага с ними связанные. Витя работал как проклятый ради самого дела. Как любил потом Мотанин повторять своим подчиненным, цитируя Бенджамина Франклина: - «Занимайся любимым делом и тебе никогда не придется работать!»
Сначала все делал сам, затем подобрал помощников, по ходу изучая сложную науку общения с людьми и отбиваясь от наседавших бандитов. С бандитами помогли разобраться друзья по дзюдоистской секции, подавшиеся в КГБ, а с людьми, – врожденная способность чувствовать собеседника сразу.
Виктор Сергеевич умел ощущать человека всем телом. Вживаться в его суть и без сомнений определять, – можно доверять новому знакомому или нет, а если можно, то до какой степени. И сейчас, сидя на глинянном полу малюсенькой сырой камеры он знал, сидевший рядом худющий старик с окладистой седой бородой был самым искренней и чистой душой из всех, когда-либо встречавшихся на его жизненном пути. Одно его присутствие окрашивало мир в яркие краски, и разгоняло безвыходную тоску заточения.
Даже молодые абреки из охраны, обходившиеся с одним из влиятельнейших людей Российской империи, как с бесправной тварью, испытывали к его соседу схожие чувства. Исмаил-ага, так обращались к нему конвоиры, сохраняющие почтительную дистанцию, несмотря на жалкое положение пленника.
Только вот твари, являвшиеся действительными хозяевами не только державшей аул банды, но и всех его жителей, такого почтения не испытывали. Они появлялись с приходом темноты. Когда последние лучи рано скрывавшегося за высокой горой солнца покидали аул, улицы селенья погружались во тьму беспросветного ужаса.
Виктор Сергеевич никогда не был атеистом, но в Бога, как и многие «технари советского развеса» веровал весьма абстрактно. А все рассуждения об ангелах, домовых, вампирах, оборотнях, русалках и т.п. считал бредом психопатов, воспринятым толпой жаждущих острых ощущений обывателей.
Столкнувшись с оборотнем Нарасимхой, а затем с существами, на деле пьющими кровь живых людей и обладающими способностями, много превосходящими человеческие, Мотанин уверовал. К сожалению, опять-таки, как большинство «хомосоветикус», уверовал от противного. Если есть дьявол, должен быть и Бог.
Этому-то загадочному богу олигарх и молился, как мог, все дни и ночи своего заточения. Сначала неумело, по отрывкам вспоминая слышанные когда-то христианские молитвы. С появлением в камере соседа, «дедушки Исмаила», оказавшегося знатоком суфистской молитвенной практики, Виктор Сергеевич принял Ислам.
Не потому, что ислам казался Мотанину лучше религии предков. Окажись Исмаил-Ага сторонником вудуизма, олигарх стал бы резать цыплят с тем же энтузиазмом, с каким теперь совершал пятикратный намаз, отчаянно перевирая арабский текст сур Корана.
Энтузиазм новоиспеченного мюрида был велик. А искусство его шейха позволило Мотанину изучить за недолгое время знакомства почти всю священную книгу. К сожалению, его вера была крепка только от восхода до заката.
Страх внушаемый «ночными хозяевами» был столь интенсивен, что с закатом бесстрашные абреки становились похожими на невротических детей, готовых шарахаться от любой тени. И плененный олигарх понимал, почему. Ужас внушала не смерть, которой разило от ночных тварей, а что-то, казавшееся страшнее смерти. Что-то, чем упыри могли «наградить» вопреки твоему желанию.
Дышащий на ладан старец Исмаил был единственным жителем аула, не испытывавшим в присутствии «хозяев ночи» страха. И кровососы платили ему черной ненавистью, измываясь над стариком, как только могли. Нет, к его крови они не прикасались, приберегая старика к некоему загадочному «Великому обряду».
Упыри мучали дедушку Исмаила более изощренными способами. Они убивали на его глазах. Убивали детей, долго, растягивая мучения жертв и не давая им забыться в спасительном забвении. Сергей-Оглы, как ласково называл своего мюрида Исмаил, сам временами отключался, не в силах выносить зрелище, а старик смотрел и слушал. И не переставая говорил с детьми, убеждая их вспоминать Аллаха, сопротивляясь мучителям.
Порой олигарху-мюриду казалось, что он чувствует страдания учителя сердцем. В такие моменты его грудь пронзала боль столь запредельной интенсивности, что сознание гасло, как перегоревшая от слишком высокого напряжения лампа накаливания.
В себя Виктор Сергеевич приходил только под утро, находя Исмаила вконец обессиленным, посеревшим, но в полном сознании и с глазами, не потерявшими прежней, пронзительной синевы. А потом наступал день, и измотанный ночью Исмаил-Ага не тратил на сон более часа, чтобы снова и снова повторять и толковать мюриду священные суры.
Наставник добивался от ученика состояния, которое называл марифат – познание Аллаха не умом, а сердцем. Именно это состояние позволяло шейху избавлять жертв вампиров от мучений, переживая страдания плоти вместо них. Каждая ночь убивала шейха, а с рассветом он беззаветно отдавал последние силы обучению своего последнего мюрида. Мюрида, по словам Исмаила, присланного ему Аллахом.
Сейчас шел уже третий час с захода солнца, а упыри все не являлись. Само их ожидание было мукой, и Виктор Сергеевич искренне недоумевал, наблюдая, как обычно становившийся молчаливым и погруженным в себя с закатом шейх, веселится и травит бородатые анекдоты, как мальчишка накурившийся «хаша».
