Наконец олигарх не выдержал и задал вопрос, давно вертевшийся у него нак языке: - «Учитель, что так радует твое сердце? Уж не предвидешь ли ты близость смерти?!» - Исмаил Ага успел внушить ученику мысль о том, что для настоящего мусульманина смерть, - есть только приближение к Возлюбленному Аллаху. Никакие ужасы Ада или прелести Рая не должны отклонять намерение преданного мюрида от выбранной раз и навсегла цели.
Неудивительно, что в душе новообращенного суфия при виде странного веселья наставника зародились нехорошие предчувствия. Ну не видел Виктор Сергеевич в лютой смерти особой радости и не чувствовал божественной любви «пред которой меркнут все страхи и печали мира», а врать себе он не привык с детства.
- Ты глупец, Серегей-Оглы. Такой большой и серьезный мужчина, а сердце твое слепо, как новорожденный котенок. Посмотри глазами сердца, и ты увидишь, откуда моя радость! – Мотанин уже привык, что похожий на оборванца старик, то и дело дразнит его, обзывая дураком по любому поводу. Потому, особо не смущаясь, продолжил пытать наставника: – Учитель, я не знаю, о чем ты говоришь, хотя и верю тебе. Все-таки снизойди к моей глупости, разъясни словами доступными для обычных людей.
Старик поднялся с пола, на секунду задумался, потом хлопнул себя по лбу и, в возбуждении приплясывая на месте, запричитал: - Вах! Все-таки это я глупец. Старый болван, как я мог забыть! Ты же его видел, ты даже с ним говорил! Вспомни, что тебе снилось, прямо сейчас, от этого зависит твоя жизнь! – Исмаил Ага взвизгнул, будто укушенный змеей и совершено неожиданно для ученика треснул его ладонью промеж лопаток.
Сухонькая ладошка шейха ударила олигарха как кузнечный молот, мгновенно выбив из легких остаточный воздух. В ушах Мотанина зазвенело, из левой ноздри вытекло несколько капель крови, зрение после секундного помутнения обрело кристальную ясность, и он тут же заснул. Точнее, полностью погрузился в сон, сохраняя полное осознание происходящего.
В его сне мрачная камера преобразилась, наполнившись мерцающим теплым янтарным светом, казалось испускаемым самой Землей. Учитель, вдруг ставший много моложе, как оказалось, был занят игрой с нарды с благообразным старичком, одетым в совсем неподходящий для чеченского зиндана аккуратный клетчатый костюм. Исмаил-Ага и старичок, которого Виктору Сергеевичу почему-то хотелось называть «профессором», весело болтали, на перебой обмениваясь последними новостями.
И новости эти были хорошие: - у кого-то из общих друзей родился сын, кто-то счастливо выдал замуж любимую дочь, а главное, всех любит Бог. Или Аллах, но это все об одном - так ведь?! – Осторожно спрашивал шейх Исмаил у «сердечного друга Василия», - как он любовно называл собеседника.
Клетчатый старичек Василий оборвал свою болтовню и вдруг стал серьезным: – Так или не так, перетакивать не будем! Исмаилий, знаю, ты, хоть и муслим обрезанный, а все одно – Иисуса Христа почитаешь, и не время нам о ерунде спорить, стыдно пред Господом!
Я то, для чего пришел? – Вседержитель внял твоей молитве и послал сюда внучка моего приемного. Шустрый малец. Беспокойный правда, и нраву буйного. Чудит много, но задатки хорошие есть. Совсем как Малюта-Волк в годы юные. Ээхх, Малюта, какие надежды на него возлагал, как любил. А он не сдюжил, лютость природы своей одолеть не смог….
Ну да ладно, нового приемыша мне Господь доверил. Идет он сюда, да не один. Вернет Вите, - тут старичек бросил на олигарха пронзительный взгляд, - то, что для него дороже жизни. Ученика твоего вызволит, а тебе поможет помереть достойно. Нет власти у бесов над праведником и не им провожать верного в последний путь! Воином жил Исмаил, и отойдешь, как воин. Так что радуйся, скоро предстанешь перед Господом.
– Как только беседа стариков перешла на духовные темы, с их телами стали происходить любопытные перемены. Будто внутри каждого зародился источник света, делавший собеседников похожими на удивительные живые люстры. Исмаил-Ага светился все ярче, и, к окончанию речи Василия, на шейха уже трудно было смотреть. Виктор Сергеевич увидел на месте учителя светящееся яйцо нежно-персикового света, обменивавшееся всполохами светимости со столбом ослепительно-белого пламени, в который обратился багообразный старичек-профессор.
И так тепло стало душе от созерцания общения святых, что железное сердце олигарха, не выдержало ниагары света обрушившегося на него, и на миг растаяло. Слезы хлынули из глаз, унося все горечи и заботы, вернув безжалостного бизесмена в те счастливые дни детства, когда Радость приходит сама по себе, просто по тому, что ты живешь…
Проснулся он от того, что где-то в самой глубине его существа зазвонил маленький колокольчик, сначала тихонько, потом громче и настойчивие, и вот уже в ушах набатом звучит:
– «Проснись! Тревога!». Виктор Сергеевич с трудом распямил затекшие за время его «сна» ноги и подумал, что все-таки следует послушать старика Исмаила и начать разрабатывать колени. А то так и до артрита недалеко.
Ничего нового в камере не происходило, шейх сидел по-турецки, привалившись спиной к противоположной стене, и перебирал нефритовые четки, что-то тихонько напевая про себя.
Внезапно могильную тишину ночи разорвала автоматная очередь, потом еще одна и еще. На фоне беспорядочной стрельбы раздались несколько взрывов. Где-то неподалеку стремительно разгорался бой. На стене камере замецали всполохи света, проникавшие в малюсенькое зарешеченное окно, за массивной стальной дверью послышались гортанные голоса охранников и удаляющийся топот их сапог.
Дело принимало нешуточный оборот, ведь охране их маленькой тюрьмы было строго запрещено покидать свой пост. И запрещено теми, чей приказ они никогда не осмелились бы нарушить. Может, - это спецназ ГРУ, мелькнула спасительная мысль. Ребята сейчас штурмуют аул, и, входе зачистки, непременно освободят их из плена. У олигарха были неплохие связи в спецслужбах, и пара генералов вышепомянутого спецназа бала ему сильно обязано.
Но новые звуки, примешавшиеся к обычной вакханалии ночного боя, заставляли усомниться в таком благополучном исходе. Их можно было бы назвать криком раненной кошки, если бы не звенящий, болезненный до потери сознания, металлический тембр и громкость, присущее скорее сирене поезда, чем животному. Мотанин с ужасом понял, ГДЕ он слышал похожие вопли. К тому же этот сон…
Что-что, а нарушать покой и сон обитателей аула как раз и не планировалось. Продумывая операцию по спасению Катиного отца, я искренне рассчитывал сделать все максимально тихо, желательно так, чтобы люди даже не просыпались в своих постелях.
