Он безуспешно попытался наклонить голову, чтобы хоть что-то разглядеть, но у него ничего не получалось, так как голова девочки крепко прижималась к его скуле. Руки ее крепче впились в его шею, боль усилилась. И тут он понял.
— Какого черта?!
Он почувствовал, как заработали ее челюсти. Боль в шее становилась все невыносимее. За шиворот потекла теплая струйка.
— Прекрати!
Он разжал руки. Это было даже не осознанное решение, а рефлекс — скорее скинуть эту пакость со своей шеи!
Но девочка не упала. Вместо этого она железной хваткой вцепилась в его шею — бог ты мой, откуда в таком маленьком теле столько силы! — и обвила его ногами. Как пятерня, стиснувшая куклу, она крепко обхватила его, не переставая работать челюстями.
Юкке вцепился ей в затылок, пытаясь оторвать ее от своей шеи, но это было все равно что пытаться голыми руками отломать от березы гриб-паразит. Она не шелохнулась. Ее хватка вытеснила последний кислород из его легких, не позволяя сделать новый вдох.
Спотыкаясь, он сделал несколько шагов назад, хватая воздух ртом.
Челюсти девочки перестали ходить ходуном, и теперь раздавалось лишь тихое чавканье. Она ни на секунду не ослабляла хватку; наоборот, присосавшись к ране, она сжала его еще сильнее. Глухой хруст — и грудь Юкке наполнилась болью. Сломалась пара ребер.
На то, чтобы закричать, не хватало воздуха. Он что есть силы бил кулаками по голове девочки, шатаясь из стороны в сторону среди сухих листьев. Вокруг все кружилось. Далекие фонари плясали перед глазами, как светлячки.
Наконец он потерял равновесие и упал на спину. Последнее, что он услышал, — это шорох листьев под головой. Спустя долю секунды его голова ударилась о каменную плиту и мир погрузился во тьму.
*Оскар лежал в постели, уставившись на обои, сна ни в одном глазу.
Сегодня они с мамой посмотрели «Маппет-шоу», но он с трудом следил за ходом сюжета. Мисс Пигги на что-то сердилась, а Кермит разыскивал Гонзо. Один из ворчливых старикашек свалился с балкона. Почему, Оскар так и не понял. Мысли его были заняты другим.
Потом они пили какао с коричными булочками. Оскар помнил, что они про что-то разговаривали, но вот про что? Кажется, о том, что надо перекрасить диван на кухне в синий цвет.
Он не сводил глаз с обоев.
Стена за кроватью была обклеена фотообоями с изображением лесной поляны. Широкие стволы, зеленые листья. Он любил всматриваться в листву над своей головой, выискивая там разных существ. Двоих он находил сразу, а чтобы разглядеть остальных, приходилось напрячься.
Но теперь стена приобрела совершенно другое значение. За ней, по ту сторону леса, жила Эли. Оскар приложил ладонь к зеленой поверхности и попытался вообразить себе ее жилище. Интересно, там у нее спальня? Вдруг и она тоже лежит в своей кровати? Стена представилась ему щекой Эли, и он погладил зеленые листья, воображая мягкую кожу под рукой.
Из-за стены послышались голоса.
Он перестал гладить обои и прислушался. Голосов было два — тонкий и погрубее. Эли и ее папа. Похоже, они ссорились. Он приложил ухо к стене, пытаясь что-нибудь расслышать. Вот черт. Был бы у него стакан. Он не решался сходить за стаканом — вдруг они за это время замолчат?
О чем они говорят?
Отец, похоже, сердился, Эли было почти не слышно. Оскар изо всех сил пытался расслышать слова. Он различил только несколько ругательств и «ужасно жестоко», потом раздался грохот, словно кто-то упал на пол. Он что, ее ударил?! Может, он видел, как Оскар погладил ее по щеке?.. А вдруг это все из-за него?
Теперь до него донесся голос Эли. Оскар не слышал ни слова из того, что она говорила, лишь мелодичные интонации ее голоса, скользившие то вверх, то вниз. Разве так бы она говорила, если бы он ее ударил? Он не смеет ее бить! Оскар его убьет, если он поднимет на нее руку.
Оскар пожалел, что не умеет проходить сквозь стены, как Человек-молния. Вот бы сейчас просочиться сквозь этот лес и очутиться на другой стороне, понять, что там происходит, не нужна ли Эли помощь, утешение — да что угодно!
За стеной снова стало тихо. Лишь гулкий стук в ушах.
Он встал с кровати, подошел к столу и вытряхнул несколько ластиков из пластмассового стаканчика. Взяв стаканчик, он снова залез на кровать и приставил его к стене, прижавшись ухом к донышку.
До него доносился лишь непонятный грохот — вряд ли из соседней комнаты. Да что они там делают?! Он затаил дыхание. И вдруг — ба-бах!
Выстрел!
Отец отыскал пистолет, и… Нет, это входная дверь, хлопнувшая так, что задрожали стены.
Он спрыгнул с кровати и подошел к окну. Через несколько секунд из подъезда вышел мужчина. Отец Эли. В руках его была сумка. Быстрым, сердитым шагом он направился к арке и исчез.
Что делать? Пойти за ним? Зачем?
Он подумал и снова лег. У него просто разыгралась фантазия, не более того. Эли поругалась со своим отцом, Оскар тоже иногда ругался с мамой. Случалось даже, что мама вот так же хлопала дверью после какой-нибудь громкой ссоры.
Но не посреди ночи.
Мама иногда грозилась, что бросит Оскара, когда ему случалось всерьез провиниться, но Оскар знал, что она этого никогда не сделает, и она знала, что он это знает. А вот отец Эли, похоже, решил выполнить угрозу. Ушел посреди ночи, с сумкой, все дела…
Лежа в постели, Оскар прижался ладонями и лбом к стене.
Эли, Эли. Ты там? Он тебя обидел? Тебе плохо? Эли…
Раздался стук в дверь, Оскар вздрогнул. На какое-то безумное мгновение ему представилось, что это отец Эли пришел, чтобы с ним разобраться.
Но это была всего лишь мама. Она зашла в комнату на цыпочках.
— Оскар? Ты спишь?
— Мм…
— Я на минутку. Ну и соседи у нас. Ты слышал?
— Нет.
— Да как ты мог не слышать? Он так орал, а потом хлопнул дверью, как сумасшедший. Боже ты мой! Иногда я прямо радуюсь, что у самой мужа нет. Бедная женщина. Ты ее видел?
— Нет.
— Я тоже. Правда, я и его не видела. И жалюзи у них опущены целыми днями. Наверное, алкоголики.
— Ма!
— Что?
— Я спать хочу.
— Ой, прости, сынок, я просто так разволновалась… Спокойной ночи. Спи!
— Угу.
Мама вышла из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь. Алкоголик? Да, вполне возможно.
Папа Оскара периодически уходил в запой, потому они с мамой и расстались. Выпив, он тоже иногда впадал в ярость. Руки он, конечно, не распускал, но мог орать до хрипоты, хлопать дверьми и бить все, что под руку попадется.
В каком-то смысле Оскару нравилась эта мысль. Печально, но что поделаешь. По крайней мере, тогда у них есть что-то общее — если отец Эли алкаш.
Оскар снова уткнулся головой в стену, приложив к ней ладони.
Эли, Эли… Я знаю, что ты там. Я помогу тебе. Я спасу тебя.
Эли…
*Широко открытые глаза пялились в свод моста. Хокан стряхнул сухие листья, и его взгляду предстал розовый свитер Эли, брошенный на грудь мужика. Хокан поднял свитер, хотел поднести к носу, чтобы вдохнуть его запах, но, почувствовав что-то липкое, передумал.
Он кинул его обратно, вытащил фляжку и сделал три больших глотка. Огненные языки водки обожгли горло, перетекая в желудок. Листья зашуршали под его задницей, когда он опустился на каменные плиты и взглянул на тело.
Голова выглядела странно.
Он порылся в сумке, достал фонарик. Огляделся по сторонам, проверяя, не идет ли кто, и направил луч на лицо покойника. В свете фонаря оно казалось желтовато-белым, рот был приоткрыт, будто мужик собирался что-то сказать.
Хокан сглотнул. Одна мысль, что его возлюбленная подпустила к себе этого незнакомца ближе, чем когда-либо подпускала его самого, вызывала в нем отвращение. Рука снова нащупала фляжку, чтобы выжечь внезапную горечь, но он остановился.
Шея.
Шею покойника ожерельем опоясывал широкий красный след. Хокан склонился над ним и разглядел рану от зубов Эли, там, где она пыталась добраться до артерии, —
Прикосновение ее губ к его шее, —
но это ожерелье…
Хокан выключил фонарь, сделал глубокий вдох и невольно откинулся назад, так что цемент узкой ниши моста царапнул его лысеющую макушку. Он стиснул зубы от острой боли.
Кожа на шее убитого лопнула… оттого, что ему свернули голову. На сто восемьдесят градусов. Шейные позвонки были сломаны.
Хокан закрыл глаза, делая глубокие вдохи, чтобы успокоиться, подавляя желание бежать отсюда, прочь от всего этого. За спиной — свод моста, под ним — холодный бетон. Слева и справа — аллея парка, где ходят люди, которые могут в любой момент вызвать полицию. А перед ним…
Это всего лишь мертвец.
Да. Но голова…
Его беспокоило, что голова больше ни на чем не держится. Она могла запрокинуться назад или вообще оторваться, если он поднимет тело. Он съежился, уткнувшись лицом в колени. И это сделала его возлюбленная. Голыми руками.
