поделать. Неприступная крепость гномов погибала изнутри.
— …Возьмёшь Фемура на конюшне. Ты пахнешь мной, и он пойдёт к тебе. Помни, здесь мои земли, и до самой Козьей чащи никто не тронет тебя без моего дозволения. А с моего… Сейчас Баргеста позову, ступайте, а он вас нагонит. Почуешь его — попридержи коня, а как дело будет сделано, шугни его моим именем. А после продолжай путь.
А дальше, чтоб ни стало — не бойся, только перед пещерой дашь коню яблоко, что я приготовлю. Привезёшь гномку мне — и Мерна твоя, двоих мне не надобно. А что ж ты, друг Альбин, на гномов зло затаил?
— Нет, — ответил я. — Они хорошие мужики.
— Любишь сестру?
— Никого нет дороже, старая ты тварь.
— Это хорошо, — обрадовалась Бетони. — Значит, будешь стараться!
Она смеялась, и какая-то ночная птица вторила ей криком из лесов за рекой.
…Дверь распахнулась, наружу, и они выбежали мне навстречу, двое — Хорнбори и Мили, я его видел однажды, и давно. Фемур выскочил вслед за ними, роняя кровь с клыкастой морды. Он весь был забрызган.
— Альбин, беги! Эта тварь заколдовала коня!
Я молча прошёл мимо, с мечом наголо, отодвинув гнома. Зверь сунулся мне поперёк дороги.
— Именем Бетони, — прошептал я.
— Альбин! — закричал Хорнбори, бросаясь на меня. Я ударил его крестовиной меча, и он покатился с разбитым лицом. Да он и так истекал кровью.
Я направился к двери в задней стене огромной мастерской, переступая части маленьких тел.
— …Жаль, я не могу решить это по-другому. Я бы многое отдал, чтобы заставить тебя страдать.
— Если б не я, вы с сестрой уже костьми б легли на болоте, друг Альбин! — Бетони закончила колдовать над восково-белым яблоком, плюнула на него и насухо вытерла рукавом. Меня передёрнуло.
— Не зови меня другом.
— А чего ж не звать-то, друг Альбин? Твоя мать так сильно сыночка просила, что я не смогла ей отказать. Только, сказала, сын твой мне послужит однажды.
Я в ужасе вытаращился на неё, не в силах понять, врёт она, бредит или ни то, ни другое.
Бетони засмеялась железным, трескучим смехом.
Я поднялся, вдохнув сухим от страха ртом, и молча выскочил за дверь.
…Я повернул ключ. Рука почему-то не дрожала. Толкнул дверь и вошёл в покои.
Она сидела спиной к стене, в зёлёном кресле, в лиловом платье, миниатюрная, тоненькая, с сияющей кожей открытых плеч, огромными прозрачно-зелёными глазами, фарфоровая и бархатная одновременно.
Она не спросила ничего, только затаила дыхание, испуганно глядя на меня.
Горячие, как лава, слёзы ужаса подступили к моим глазам и жгли их так же, как мою душу.
Я протянул руку, схватил за сказочную ручку и дёрнул на себя. Она казалась невесомой.
Я взял её на руки, и понёс к выходу по залитому кровью полу. Хорнбори пытался выговорить что-то, видно, проклятие, но я обошёл его. И вышел на свет.
Сорока кричала ближе. Да, кто-то преследовал меня, но кто? Я не ждал погони.
Я обмер, когда из-за елей выехал рыцарь на гнедом коне, и к его стальной груди прижималась дева с медными волосами.
Мне стало холодно и жарко посреди устроенной мной бойни.
Ибо то был Мадок и моя сестра.
Я посмотрел в её глаза, побледневшие, выцветшие, но всё ещё с искрой. Посмотрел на лицо.
— Мерна?..
— Альбин?..
Я поставил гномку на землю, и она упала на каменное крыльцо без чувств.
Мадок молча выдернул меч.
Да, он спас её, нашёл её, это его чуяла ведьма в тот вечер, и не поехала его искать только лишь из-за меня.
Ну хоть как-то я помог сестре. А сейчас её жених зарубит меня и будет прав.
— Что ты наделал, Альбин?.. — Мерна закрыла руками лицо, только глаза жгли меня насквозь. — Беги, брат, беги!..
Я свистнул Фемуру, вскочил на это чудовище с окровавленной мордой, и мы бросились через лес напролом, под крик сестры, ради которой я утопил свою душу в чужой крови.
* * *
Мне иногда по-прежнему снится болото. Не дом Бетони, не кровавая бойня у Хорнбори, не сестра и не гномка. Мне снится болото Гемоды, как воплощение всего, что случилось, и перед каждым пробуждением я жалею, что выбрался оттуда.
А после пробуждения жалею ещё сильнее.
Тяжело колдовать, когда тебя лишили голоса. Тяжело идти, когда болят раны. Тяжело сражаться против бывших друзей.
Но меч пока при тебе, сердца хватит ещё на несколько ударов, а последнее слово за тебя скажет ворон.
2018 г. (год написания: 2013)
Это место многим снилось в кошмарах. Пусть даже они никогда здесь не бывали.
Воспалённое солнце уже кануло в дым над далёким горизонтом, и розоватое свечение, как заражение, охватило полнеба. С востока же, видимая в прорехах туч, скалилась щербатая луна, восходя над оставшимся позади ристалищем. Пепел уничтоженных армий запятнал мои сапоги, железные носки их закоптились. Я чувствовал себя так, словно на моих плечах лежало полмира.
Но это больше не соответствовало действительности.
Изогнутые ветрами деревья, которыми зарос холм, сбросили листья, истлевшие до жил, и ничто не закрывало мне вид на Двор Хинги. Низкая башня, тёмные окна, светлые фигуры во дворе, отделённые от меня мощным частоколом. Он вроде бы стал выше с прошлого раза, словно заострённые брёвна выросли из земли. Вполне возможно, так оно и было.
В прошлый раз… Прошлый раз я видел эту дорогу, покрытую марширующими ордами. Чудовища ломали деревья, ожившее железо с лязгом двигалось на восток, изрыгая дым и молнии; крылатые создания реяли над рядами, над знаменосцами, у каждого из которых на древке плясал негасимый язык пламени. Вспоминая тот пронизанный искрами, чёрный и оранжевый вечер, когда Гейр и Беймиш шли здесь рядом, во главе колонн, хотелось кричать. Я знал это место ещё со времён, когда Гейр разъезжала на Звере, тут и дальше к востоку, наводя ужас на любого и каждого.
Теперь здесь живёт лишь Хинга.
Ненавижу.
Я хотел сказать это вслух, и в сотый раз не смог, и это было хуже любого кошмара. Я стиснул и кулаки, и зубы, пытаясь подавить наступающую панику, осадить ярость. Она мне ещё понадобится потом, когда я доберусь до Башни и позову Зверя.
Если он не ответит мне, я войду в Башню сам. Но лучше бы ему ответить. Лучше тебе, Беймиш, ждать меня уже сейчас, ибо я приду.
Ночь опускалась, утаскивая дымной
