Ночь стояла прохладная. Но что хуже всего — через закрытые ворота в замок прополз туман, окутал подножия стен, и вскоре на касках часовых заблестели капельки влаги. Шрек утомленно потер глаза. Да, он очень устал. Устал от всего, что связывало его с армией. Война оказалась совсем не такой, как он представлял себе в юности. Когда он ушел добровольцем на фронт, ему едва исполнилось восемнадцать; голова была забита мечтами о подвигах, о славных сражениях и великих победах, о гигантских армиях, бьющихся на поле чести. Так всегда писали в исторических книгах. Но реальная война оказалась совсем другой. В основном война — это ожидание. Причем ожидание в грязи, холоде, сырости и тоске. И Руди Шрек был уже сыт по горло такой жизнью. Он хотел домой в Трейзу. Там у него остались родители и девушка по имени Ева, которая последнее время писала все реже и реже. Больше всего на свете он хотел вернуться в ту жизнь, где не было ни казарм, ни военной формы, ни муштры и инспекций, ни сержантов и офицеров. И никаких караулов!..
Руди приближался к темному углу в северной части двора. Но сейчас ему казалось, что тени здесь сгустились гораздо сильнее; чем в прошлый раз, когда он проходил это место. Шрек замедлил шаг, напряженно вглядываясь в темноту. «Глупости, — подумал он. — Просто уже устали глаза. Обыкновенный обман зрения…»
И все же ему не хотелось идти дальше. Так и подмывало обойти этот угол стороной. Он обязательно зайдет во все остальные углы, но только не в этот…
Однако Руди знал, что на него сейчас смотрит Вехнер, и, устыдившись минутной слабости, заставил себя шагнуть вперед. Ведь это всего лишь тень. А он уже взрослый — стыдно бояться темноты.
Шрек упорно продолжал углубляться в сгустившийся мрак… И вдруг понял, что пропал. Холодная вязкая тьма замкнулась на нем. Он повернулся, чтобы выскочить из нее, но и позади была та же кромешная темнота. Весь мир будто исчез неизвестно куда. Шрек сорвал с плеча автомат и передернул затвор. Но стрелять было не в кого. Он невольно затрясся от холода, одновременно покрываясь мелким бисером пота. Ему очень хотелось верить, что это просто какая-то шутка — например, Вехнер сдуру выключил электричество, когда он вошел в этот угол… Но чувства Руди отвергали эту надежду. Темнота была абсолютно полной — она прижималась к его глазам и въедалась в мозг, пожирая всю храбрость.
Кто-то приближался. Он не видел и не слышал его, но мог поклясться, что здесь кто-то есть и медленно подходит все ближе.
— Вехнер? — тихо спросил он, не желая выдать голосом страха. — Это ты, Вехнер?
Но это был не Вехнер. Шрек понял это секунду спустя, когда незнакомец приблизился к нему вплотную. Это был кто-то… вернее, что-то… Какая-то жуткая тварь… А в следующее мгновение словно тяжелая веревка свернулась вокруг его ног, и, падая в бездну, рядовой Руди Шрек начал отчаянно кричать и стрелять во все стороны, пока ледяная темнота не окончила для него эту войну.
* * *
Ворманн проснулся от неожиданных выстрелов. Тут же вскочив с матраса, он осторожно выглянул из окна. Один из часовых бежал в дальний угол двора. А где же второй? Черт! Он ведь поставил во двор ДВУХ часовых! Ворманн хотел уже броситься вниз по лестнице, как вдруг заметил какой-то висящий на стене предмет. Длинный светлый предмет, чем-то напоминающий…
Да, это было тело. Подвешенное вверх ногами обнаженное тело, связанное толстой веревкой. Даже с такого расстояния капитан ясно видел, как из разорванного горла на лицо стекает темная кровь. Один из его солдат — бывалый боец при полном вооружении, да еще находящийся на посту — был раздет, убит и подвешен за ноги, как потрошеная курица в витрине у мясника.
Страх, который раньше гнездился лишь в самых темных уголках души Ворманна, теперь ледяными тисками сдавил его горло.
* * *
Пятница, 25 апреля.
Уже трое мертвецов в нижнем подвале. Командование в Плоешти было немедленно проинформировано о последнем случае, но никакого ответа на донесение не поступило.
Днем во дворе было очень шумно, однако работы солдаты выполнили немного. Этой ночью Ворманн решил выставить часовых в парах. Казалось невероятным, что какой-то партизан может справиться с бодрствующим вооруженным солдатом, неожиданно напав на него, и все же это произошло. Но если часовые будут ходить парами, больше такого не случится.
После обеда Ворманн вернулся к полотну и почувствовал небольшое облегчение, вырвавшись из охватившей заставу атмосферы нависшего злого рока. Он начал энергичными мазками класть краску на серый фон холста, а потом долго работал над краями окна, выписывая детали. Ворманн решил не рисовать кресты, иначе они отвлекали бы зрителя от вида деревни, а он хотел, чтобы именно она была в центре внимания. Он работал, как автомат: его миром сейчас были яркие пятна краски на полотне. Они хоть на время преграждали путь страху, окружившему его со всех сторон.
Темнота подошла незаметно. Весь вечер Ворманн то и дело вставал с матраса и подходил к окну, выглядывая во двор, будто это занятие могло хоть немного упрочить шаткое равновесие между спокойствием ночи и повисшей над замком тревогой.
В очередной раз подойдя к окну, он заметил, что часовой во дворе ходит один. Но вместо того, чтобы окликать его сверху и поднимать лишний шум, Ворманн решил спуститься и заодно проверить других.
— Где твой напарник? — строго спросил он одинокого часового, выйдя во двор.
Солдат обернулся и, запинаясь, ответил:
— Виноват, господин капитан. Он очень устал, и я разрешил ему немного поспать.
Неприятный холодок пробежал по спине Ворманна, заставив его невольно поежиться.
— Я же приказал часовым ходить в парах! Где он?
— В кабине первого грузовика, господин капитан. Ворманн почти бегом бросился к машине и распахнул правую дверцу. Но солдат, сидевший внутри, даже не шевельнулся. Капитан дернул его за рукав.
— Проснись!
Солдат как-то странно накренился и начал медленно заваливаться прямо на голову своему командиру. Ворманн ловко подхватил его и тут же чуть не уронил. Потому что когда тот падал, голова его резко откинулась назад, открыв взору капитана разорванное до позвоночника горло. Ворманн осторожно опустил тело на землю, потом отступил назад и крепко стиснул зубы, чтобы не закричать от ужаса и отчаяния.
* * *
Суббота, 26 апреля.
Утром Ворманн не пустил в замок Александру и его сыновей. Не то чтобы он считал их как-то причастными к убийствам, а просто сержант Остер предупредил его, что солдаты очень недовольны очередной неудачей с обеспечением безопасности на заставе. И поэтому Ворманн счел нужным предотвратить возможные осложнения, которые могли бы последовать за появлением в крепости местных.
