- Я точно не знаю, но по моему, это «лежачий полицейский».
- И что это означает?
Игорь покачал головой.
- Я не знаю. Звони в милицию.
***
Алексей с трудом откинул тяжелый ржавый канализационный люк и, издав звук, похожий на рык, выкинул на землю огромную десятилитровую пластиковую бутыль, полную воды, и, отдышавшись после подъема по лестнице, ступил на землю, громко выругавшись. Ботинки, впитавшие в себя сток канализационных отходов, неприятно хлюпнули, и на земле образовалась маленькая лужица, напоминавшая несмытую жидкость из унитаза, но он не обратил на это внимание. Вокруг не было ничего: ни воя сирен, ни лая собак, ни огней мчавшихся на всех порах милицейских автомобилей... Вот так. Он обманул их. Захотел – и сделал это.
- Ну что, каково вам? А, шакалы? Каково? – он усмехнулся и покачал головой. – Кто тут папочка?
Возможно, эти суки еще даже ни о чем не подозревают. Федеральный розыск? И что? Неужели розыск мог напугать его? Конечно, нет. Пятьдесят, еще какие-нибудь двадцать лет, и что тогда? Не все равно ли будет? Есть тюремный суп беззубым ртом и не уметь самостоятельно добраться до туалета, чтобы там вытащить свой член из штанов и отлить?
- Вот вам, – Алексей развернувшись к зиявшему на земле проходу к канализации вытянул вперед руку с выпрямленным средним пальцем.
Он, улыбнувшись представил выражение лица этого невозмутимого начальника тюрьмы, которому плевать на все и вся, обычно беззаботное и отвлеченное, как у Микки Рурка в «Рестлере», когда тот узнает о том, что случилось. Что в его тюрьме был совершен побег. Начнутся проверки и прочая дрянь, в ходе которой начальник с треском вылетит с занимаемой должности. Алексей довольно начал массажировать затекшую шею. Так ему и надо. Пускай катиться ко всем чертям и наконец поймет, что он не господь Бог и не ему решать судьбы людей, пусть даже таких скотов, которые в большинстве своем сидят по ту сторону решетки.
- Только вот не все такие, – вздохнул Алексей – Не все…
Он плавно потянулся и принялся разминать затекшие мышцы.
Узкая камера и решетка – за что? Он украл, убил невиновного? Нет. Но как было по-другому жить, поступаться собственными принципами? Так уж лучше сдохнуть в камере, чем так. Чем предать себя.
Он стиснул зубы.
Дерьмо все это: правосудие, закон, мнимое равенство. Бред! Если бы в стране был закон, то не было бы такой жуткой несправедливости. Не было! Почему кто-то спивается, а кто-то ездит на дорогих иномарках? Почему старухи, которым даже тяжело ходить, стоят на коленях, склонив к земле голову и просят милостыню, почему? И дело не только в стремлении, удачи или еще в чем то там.
«А в чем тогда?» - мелькнула мысль.
Он не знал, и от этого хотелось блевать. А что сердце? Сердце уже давно не болит от той мысли, когда в тот вечер он заступился за женщину. А мог ведь пройти мимо, мог свернуть на другую сторону улицы, но он этого не сделал. И не сделал бы этого сейчас, если даже ситуация повторилась вновь...
Алексей сплюнул: неприятный привкус, который появился после нескольких часов пребывания во рту, заложил и нос, и он высморкался.
Он много думал об этом. Думал когда лежал на шконке в камере, уставившись в потрескавшийся потолок, когда, задыхаясь от слез, молился, умаливая грехи, когда полз по дну канализации, когда сломя голову отбрасывал все для получения свободы... и когда слушал звук спущенного курка в тот вечер.
Алексей прикусил губу и, прочистив заложенный нос, вдохнул полной грудью свежий ночной воздух. Дышать стало чуть легче: запах свободы, которую он так ценил, к которой он так стремился, после спертого запаха канализации казался чем-то невероятным. Глотком амброзии, эликсиром счастья и бессмертия. Мысль, терзавшая сознание, – «свобода» – не могла уложиться в голове. Но было одно НО – внешний вид, который никуда не годился. Проблема – да. Не решаемая – нет. За долгие годы, проведенные за решеткой, все было продумано до мелочей. Вся одежда оказалась насквозь пропитанной жидкостью из канализационных труб, не говоря уже о ботинках, которые больше напоминали протухшую запеканку. Алексей с отвращением снял с себя промокшую куртку с номером «43» и, выкинув ее обратно в люк, движением ноги вернул крышку на место. Одежда – футболка, завернутая в целый слой из целлофановых пакетов, один на другой замотанный вокруг тела скотчем, была суха, защитив и спрятанное под футболкой нижнее белье. Также были в порядке и джинсы, обернутые целлофаном и спрятанные за толстыми форменными брезентовыми штанами зека. Из-за пояса появилась пара кед, и Алексей с предвкушением представил, как они сменят изношенные ботинки на его ногах. Чтобы учесть возможность непредвиденных случайностей и для реализации одного из пунктов плана, Алексей захватил с собой этакую мини-аптечку: бинт, зеленка, мазь от ожогов, дезодорант и шампунь составляли все ее содержимое. Он мысленно, пункт за пунктом, перебрал все позиции своего плана – все сходилось от начала и до конца. Алексей перекрестился и, поцеловав изрезанные татуировками скрещенные пальцы, послал благодарный жест небу...
- Что же…
Алексей беглым взглядом оглядел получившуюся кучку вещей, обернутых целлофаном и лежащих у его ног. Естественно, дальше в таком виде идти было нельзя, и он, нащупав застежку штанов расстегнул их и поспешно стянул вниз, сняв по ходу и ботинки. Приподняв крышку люка, он выбросил ботинки, а вслед за ними и штаны в канализацию и, захватив из аптечки шампунь, подошел к бутыли с водой.
- Баня, русская баня – усмехнулся Алексей – Представляю, как от меня сейчас несет.
Напевая первую пришедшую на ум мелодию, он открутил крышку бутыли и перевернул ее вверх дном над своей головой. Прохладная вода приятно охладила вспотевшее тело.
- Бррр.
«Это был поздний вечер. Уже выключили освещение на пустых улицах. По одиноким переулкам бегали бродячие собаки, прижимая хвосты при каждом шорохе. Не горел свет в окнах домов. В тот вечер ему захотелось прогуляться по пустым улицам. Голову с непривычки кружило ощущение свободы, полноты вольности. И на душе было хорошо. Пожизненное заключение… Если бы кто сказал ему тогда… Нет, все это казалось смутным заоблачным сном. Кошмаром, тем, что могло коснуться кого угодно, но не его – человека, отдавшего свою душу и сердце родине в Афганистане. Он убивал, да, но ведь он ДОЛЖЕН БЫЛ ЭТО ДЕЛАТЬ… Мало ли кому не случалось... УБИТЬ. Но он знал, что Бог простит ему все – все то, что делалось ради благого дела, ради родины. Наверное, поэтому, по привычке, он на ВСЯКИЙ случай и взял с собой пистолет.
