Нестыковка! Меня одурманили, это точно. Вся история с уродцем и его похоронами – бред чистой воды, галлюцинация. Итак, меня тоже зомбируют, причем активно. Я сопротивляюсь.
Что-то ускользало, важное, даже главное.
Как там говорит Дашка – «ищи, кому это выгодно».
Пока я не видела никого, кто показался бы мне особенно опасным. Скорее все родственники выглядели как актеры плохого провинциального театра, слишком ненатурально. Они играли роли. Разыгрывали представление.
Из всего этого можно сделать только один вывод: никакой свадьбы не будет. Здесь все и всё ненастоящее.
Я в эпицентре чудовищного розыгрыша. Глеб – жертва. Кто палач? И состоится ли казнь?
Надо искать помощь. Одной мне никак не справиться. Я слишком запуталась, вот если бы со мной была Дашка! Она бы смогла взглянуть на все со стороны.
Подготовка шла полным ходом. Деловитые и молчаливые сновали туда-сюда бесчисленные родственники. Я стояла в стороне и наблюдала в некотором отупении. На меня никто не обращал внимания.
Я знала, в клубе наряжали невесту. Глеб куда-то исчез, видимо, тоже готовился или готовили?
Что меня удивило: столы ставили прямо на мосту, круглые, пластиковые и такие же стулья, взятые, видимо, из столовой напрокат. Женщины торопливо набрасывали на убогую мебель бумажные скатерти, ставили украшения – аляповатые вазочки с жалкими букетиками каких-то невзрачных цветов.
Я смотрела на мост, на столы, ветер рвал углы скатертей, переворачивал легкие вазочки, трепал платья и юбки женщин. Я услышала обрывки разговоров, накрывальщицы показывали друг другу на тот берег реки, и я впервые обратила внимание на белый храм за мостом. Как же я раньше его не замечала! Ведь именно там я могу попросить помощи, объясню все священнику, он не станет венчать Глеба с этой девчонкой. Больше не раздумывая, я почти бегом пробежала через мост, лавируя между столами.
Высокая белая стена, крыльцо с одной ступенькой, маленькая низкая дверь. Наверно, главный вход с другой стороны – успела подумать я, как дверь распахнулась, и на крыльцо выбрался здоровенный детинушка в золоченых ризах поверх рясы, светло-рыжая борода широким веником лежала на округлой груди, плавно переходящей в пузо. Он выглядел несколько осоловело, в правой руке держал початую бутылку коньяка или чего-то в этом роде. Пахнуло спиртным, я подумала было о том, что нехорошо священнику в таком виде совершать таинства, но одернула себя, кто я такая, чтоб судить…
Я бросилась к нему и взмолилась:
– Батюшка! – спохватилась, опомнилась, склонила голову, сложила ладони лодочкой и проговорила со смирением: – Благословите!
Он улыбнулся мне улыбкой пьяного счастливого человека, аккуратно поставил бутыль рядом с крыльцом, чтоб не зацепить ненароком ногами, и, склонившись ко мне, возложил широкие теплые ладони на мою взлохмаченную голову. Я зарыдала от облегчения.
– Это хорошо, – увещевал меня благостный басок батюшки, – это хорошо, дочь моя, поплачь. Сразу легче станет.
Я сбивчиво принялась рассказывать ему о том, что за гадость готовит семейство Глеба, о том, как его обманом заманили в ловушку, о том, как нас насильно удерживают здесь, о психологическом давлении и манипулировании. Я много о чем говорила, хотелось, чтоб он услышал, понял, от волнения я путалась, перескакивала с одного на другое, то плакала, то возмущалась, то требовала какой-то высшей справедливости.
Я искала высшей справедливости у человека, которого приняла за священника местной церкви, я даже не спросила у него, кто он на самом деле. Я выболтала ему всю подноготную, а в ответ услышала:
– Ты напрасно так волнуешься, дитя, уверяю тебя, ты находишься среди весьма и весьма порядочных и всеми уважаемых людей. Может быть, ты просто позавидовала счастью Глеба, а? – и он довольно фамильярно потрепал меня по щеке.
Боже мой! Да ведь у него даже креста не было! Кто он такой?! Ряженый? Как и все они здесь! Этот лжепоп защищал только один интерес – интерес проклятого рода!
В очередной раз они опередили меня.
Я вырвалась из-под добрых пьяных ладоней и побежала прочь, обратно, через мост, к клубу, откуда вот-вот должен был появиться Глеб с предназначенной ему невестой и со всей этой толпой уродов, то есть семьей.
Я неслась по мосту, переворачивая столы.
Падали, разбиваясь в пыль, аляповатые вазы из дешевого стекла, умирали в осколках и грязных потеках вездесущие пионы, а я топтала и топтала эту воинствующую нищету, я рвалась, я кричала, я стала такой буйной, что родня Глеба боялась приблизиться ко мне. Они только о чем-то просили, а может, ругали меня, не помню…
Мне удалось прорваться. Я добралась до Глеба, но не узнала сразу его. Он все-таки не надел свадебный костюм. Сопротивлялся?! Я готова была бороться за него, но споткнулась о его насмешливый взгляд.
Все стояли у крыльца и ожидали выхода невесты. Глазели осуждающе, переглядывались, кивали в нашу сторону, жужжали, как стая рассерженных мух.
Глеб взял меня под локоть: «Давай отойдем». Я вцепилась в него, оттащила за угол, набросилась:
– Скажи мне, ты идиот? Нет, правда, ты болен, у тебя обострение… Иначе я никак не могу объяснить…
– Лисенок, не говори ерунды, – он состроил недовольную гримасу. – Я уже все тебе объяснил.
Я смотрела на него так пристально, что его лицо поплыло, размылось, он еще что-то говорил, и вдруг я почувствовала – не то. Кто-то когда-то уже говорил мне нечто подобное, и даже голос, очень похож голос… Теперь надо вспомнить, кто и когда. Это очень важно. От этого зависит вся моя жизнь, да, я сейчас должна принять правильное решение, сложно принять правильное решение, если подводит память.
– Ну успокойся, успокойся, – услышала я снисходительное, он похлопал меня по плечу, – ты умница, почти продержалась, я в тебе не ошибся. А сейчас давай, возьми себя в руки и сделай для меня еще кое-что…
Стоп-стоп, я было дернулась в сторону, кто он такой?
– Лисенок, ты меня слушаешь? – он склонился к самому моему лицу, его глаза были близко-близко, и его голос…
Лисенок… Глеб никогда не звал меня так. Лисенок, котенок, зайчонок, заяц, зая… Ненавистная кличка. Я вспомнила! Зима, конец декабря, мы стоим на школьном крыльце, и мой бывший парень объясняет мне насчет того, что у него появилась другая девчонка. Мы собирались вместе встречать Новый год, а накануне он меня бросил. Он называл меня заей, и меня, и ее, ту, другую девочку, и, наверно, вообще всех последующих.
Как же я страдала тогда! А ведь он мне даже не так чтобы очень нравился. Это из-за него мы с Дашкой вынуждены были поехать на Новый год в деревню к моим бабушкам и благодаря ему же мы познакомились там с Глебом и Олегом. Выходит, мой бывший «заяц» не такой уж плохой, если разобраться.
