— А что могло быть, как думаешь? Вы что-то чувствовали, может, с нею были какие-то странности…
— Были, да. Только никто не понимал, в чем дело. Она не появлялась на репетициях, раз спектакль сорвала — не пришла. Причем, даже не предупредила, не позвонила, а человек она очень сознательный… даже слишком.
— Что значит, слишком?
— Наташка страшно впечатлительная, эмоциональная. И все принимала близко к сердцу. И — в лоб.
— То есть?
— Ну, что ей скажут, то сделает. Всему верила. Прямая, как правда!
— Слушай, а ты замечаешь, мы говорим о ней… в прошедшем времени.
— Ой, что ты! — Маня руками замахала. — Типун тебе на язык! Даже не думай, она жива… я думаю, все будет с ней хорошо. Слушай, Аль, только ты никому больше про это не говори, ладно? Особенно Алене.
— А почему?
— Ну, шорох пойдет. Все болтать начнут, дергаться. А Алена… вообще-то роль графини должна была Наташка играть. И Алена с ней была на ножах. Терпеть её не могла! И вот, как видишь, роль теперь играет она, а Наташка… неизвестно где.
— Ты думаешь… — Аля понизила голос. — Алена в этом как-то замешана? Ну, в этом похищении.
— Не думаю, что это похищение. Может, её, наоборот, хотели спасти. С ней в последнее время явно что-то творилось. Она была не в порядке, точно!
— Ой, ну и дела! — Аля натянула одеяло по самые глаза. Они блестели в темноте, как две влажных маслины. — А что Марк Николаевич? Он что-нибудь говорит?
— Ни слова! Как воды в рот набрал… Он очень тепло к ней относился к Наташке. Он ко всем так относится, ты не смотри, что орет, ругается… Так иногда может в лоб дать, что долго не очухаешься. Для него театр — это святое! И он не выносит, когда кто-то халтурит и вообще без должного трепета к театру относится. Ребята хохмят, что он копирует Станиславского, а это совсем не хохма — это серьезно. По-моему, если кто-то старается, чтобы традиции жили, это здорово! Терпеть не могу всяких таких, которые накрутят, навертят невесть что, в чем и смысла-то никакого нет, а потом сделают умное лицо и говорят: новое слово в искусстве! Вот мои цыгане, знаешь, можно по-всякому к ним относиться… Они, конечно, и зубы заговаривают, и своровать им — раз плюнуть, но они очень трепетно к старине относятся. И к старикам. Вообще ко всему, что от корней идет… Они и меня этому научили.
— Мань… — Аля было запнулась, но все же спросила. — А как ты у них оказалась? И потом, ты меня извини, конечно… но ты и говоришь хорошо, и рассуждаешь… а в школе не учишься. Ты вообще-то откуда?
— Из Питера. Папу убили. Из окна выбросили. Сделали так, чтоб казалось: самоубийство. Он журналист был. Хороший… Отдел "Общество" вел в одной центровой газете. Мама металась, требовала, чтоб провели серьезное расследование. От неё отмахивались: мол, тут все ясно — самоубийство, и нечего воду мутить. Но она все не унималась. Ей позвонили и сказали, чтоб мы убирались из города, если сами хотим живыми остаться. Она продала квартиру и — сюда, в Москву. На вокзале пошла в туалет прямо с сумкой, в которой все деньги были… а её по голове. Насмерть. Деньги пропали. А я…
У Маши задрожали губы, Аля кинулась к ней, обняла и сама заревела.
— Машенька, голубонька, золотце, ты прости меня, дуру несчастную! Всю душу тебе растравила! Ты не одна теперь, я с тобой, мы будем, как сестры! И в школу устроишься, и вообще…
— В школу меня Марк Николаевич обещал устроить, — всхлипывая, пробормотала Маша. — И о жилье хлопочет. Может, комнату дадут в общежитии… Аль, а можно я покурю?
— Кури, конечно! Папа курит, он пришел, пока ты в ванной была, я слышала. Так что запах не удивит никого.
— А где он курит? На кухне?
— Ага…
— Так я туда пойду, чтоб тут воздух не отравлять…
И, несмотря на Алькины уговоры, Маня накинула халатик и проскользнула на кухню. Сидела, курила в уголке тихо, как мышка — никто её не видал, не слыхал. И тут до неё донеслись взволнованные голоса из спальни Алиных родителей. Она невольно прислушалась: а вдруг Алин отец протестует, что её приютили…
— … что-то делать, Сереженька! — судя по голосу, Анна Андреевна была сильно взволнована. — Ты ведь всего не знаешь! Оно жуткое, страшное, от него беда может быть…
— Нюся, ты явно преувеличиваешь, — рокотал, успокаивая её, Сергей Петрович.
— Послушай, как было. Его передала маме в память об Ольге Владимировне её дочь, Кира. Ольга вернулась домой после спектакля поздно вечером, села перед зеркалом… и умерла! И всю ночь так и просидела перед ним — мертвая. И потом, то ли по забывчивости, то ли как, только это зеркало так и не завесили. Ты же знаешь, что существует обычай закрывать тканью зеркало при покойнике… Говорят, если его не закрыть, образуется как бы открытая дверь, окно между нашим и потусторонним миром. Вообще считают, что зеркала — граница между мирами. И оттуда к нам могут проникнуть всякие опасные астральные сущности!
— Анюта, ты явно переутомилась!
— Глупости, ты просто не хочешь понять, насколько это серьезно! Зеркала впитывают энергетику тех, кому принадлежат, и хорошую, и плохую. Они хранят эту информацию, передавая тем людям, которые ими владеют. Если в доме произошло убийство, зеркало это "запомнит", и станет источником разрушительной негативной энергии. Оно будет как бы заряжать ею людей. Но самое страшное, когда зеркало остается открытым при покойнике! Мама понятия не имела про то, какое досталось ей зеркало, пока однажды случайно не подошла к нему с зажженной церковной свечой. Та тут же погасла! А мама знала примету: свечи гаснут возле зеркал, которые остались открытым каналом между мирами. Она, конечно, перепугалась и пристала к Кире с расспросами. Та ей все рассказала. Эта беззаботная Кира потом и сама поняла, что наделала, и корила себя, что подарила маме зеркало — его надо было разбить! Ведь из него всякая нечисть полезет в любой момент, ты понимаешь, Сережа?! А теперь оно в студии, где наша девочка… Это же очень опасно!
— Нюсенька, милая, успокойся! Если ты так близко к сердцу все это воспринимаешь, мы что-нибудь придумаем. Обязательно!
— Что? Не явимся же в студию с воплем: разбейте зеркало, оно опасное! Я просто не знаю, что делать! А знаешь, кого играла Ольга Владимировна в тот роковой вечер? Старуху в "Пиковой даме"! А в студии, знаешь, какой спектакль репетируют? Эту самую "Пиковую даму"! А про эту повесть, знаешь, какая слава на театре идет?! Мама говорила…
— Слушай, слишком много ужасов сразу, пойду, покурю…
Тут Маша змейкой выскользнула из кухни. Аля уже спала. Маша легла на свою раскладушку, закуталась в одеяло, глядела на спящую подругу и гадала, что делать… Решение пришло быстро: она ей пока ничего не расскажет, не станет пугать, а потихоньку сама проверит, правда ли, что перед этим злосчастным зеркалом гаснут свечи…
