Она не предполагала этого: несмотря на то, что посещала церковь Св. Барта в Ютике всегда с раннего детства и была одной из ведущих прихожанок в этой прекрасной церкви, она верила в то, что идея Бога это кусок дерьма. Когда Энн было 18 лет, она подчинила себе мать, а сейчас уничтожила отца и равнодушно смотрела на его гроб. Ей понадобилось десять минут, чтобы сломить сопротивление служащей, унюхав нарастающий в той страх, несомненно, так же, как голодный хищник учуял бы запах крови. Она отвергла предложенную легковую машину, которую «Эвио» держал в резерве для случайных — совершенно случайных знаменитостей, проезжающих через Бангор и торопящихся. Через двадцать минут автомобиль был готов, и Энн спокойно выехала за пределы Бангор Интернэшнл на роскошном «Гатласе», зарезервированном для бизнесмена, прилетающего на самолете в 6.15. В это время служащей уже не будет на работе, кроме того, она была выведена из равновесия и ее ничего не заботит, даже если бы «Гатлас» был предназначен для президента США. Она дрожа проследовала во внутренний офис, закрыла дверь, заперла ее, приставила к ней стул и закурила; тут один из приборов повалился на нее. Тогда она разрыдалась. Энн Андерсон производила подобный эффект на множество людей.
Когда произошло съедение служащей, было три часа.
Энн поехала прямиком в Хэвен. На карте, которую она получила в конторе «Эвиса», указывалось, что ехать нужно около 50 миль, неона хотела быть абсолютно свежей для встречи с Робертой.
На перекрестке улиц Хомонд и Юнион стоял полицейский — светофор был испорчен, и она подумала, что это типично для маленьких городишек, — и она остановилась на полпути спросить у него расположение ближайшего отеля или мотеля в городе. Полицейский намеревался запротестовать, навести порядок в движении и спросить объяснений, но поймал ее взгляд — пламенный взгляд, проникающий в рассудок — и решил, что займем меньше времени, дав ей указания и избавившись от нее.
Эта дама смотрела, как та собака, которую полицейский знал в детстве, собака, которая ради забавы рвала штаны детям, идущим мимо в школу. Незачем ввязываться в перебранку, когда с температурой и язвой и так было горячо.
Он направил ее в отель «Ситискейп» на седьмом шоссе и был рад увидеть зад ее удаляющейся машины.
Отель «Ситискейп» был полон, но это не беспокоило сестру Энн, она сняла двухкомнатный номер, затем пристала к хозяину, чтобы ей предоставили другой номер, так как в этом трещал кондиционер и еще цвета в телевизоре очень плохие. Она сказала, что все актеры смотрятся так, будто они наелись дерьма и собираются умирать.
Окончательно устроившись, она мастурбировала неумолимо, неистово, до полной кульминации с помощью вибратора, близкого по размерам к одной из морковей-мутантов в саду Бобби (она получила сильный оргазм жестоко-мрачного типа; она никогда не была в постели с мужчиной и никогда не собиралась), приняла душ, подремала, затем пошла обедать.
С мрачным видом она изучила меню, затем обнажила зубы в беззлобной усмешке официанту, который подошел за ее заказом.
— Принесите мне сырых овощей, покрытых листьями.
— Мадам, желает соль?
— Мадам, желает связку сырых овощей. Я не беру дерьма, которое вы предлагаете всем. Вымойте их перед тем, как подать, а то еще получу какую-нибудь болезнь. И пришлите мне «сомбреро».
— Да, мадам, — сказал официант, облизнув губы. Люди смотрели на них, и некоторые из них смеялись… но те, кто заглянул ей в глаза, быстро умолкали. Официант пошел было прочь, но она позвала его обратно, ее голос был громок, ровен и неоспорим.
— «Сомбреро»… — сказала она, — …готовится со сливками. Повторяю: со сливками. Если вы мне принесете «сомбреро» с молоком, дружок, я вылью все это на вас.
Кадык официанта запрыгал вверх-вниз, как обезьяна под хлыстом. Он попытался напустить на себя аристократический вид и жалко улыбнулся, что было главным оружием против грубых посетителей. Затем губы Энн расползлись в мертвой усмешке. Это была усмешка убийцы.
— Я найду способ, дружок, — сказала сестра Энн мягко. Официант поверил ей.
Она возвратилась в свою комнату в 7.30, разделась, сняла платье и посмотрела наружу из окна четвертого яруса. Несмотря на свое название, отель «Ситискейп» был фактически на окраине города. Вид, открывшийся Энн снаружи, был за исключением маленького светлого участка почти полностью темным.
Капсулы амфетамина были в ее сумочке. Энн взяла одну из них, открыла ее, высыпала белый порошок на зеркало от пудреницы, провела заметную линию коротким ногтем и втянула половину от этого. Ее сердце тут же забилось в груди, как у зайца. Румянец расцвел на ее бледном лице. Она начала пользоваться наркотиками после того, как отца постиг удар. Сейчас она обнаружила, что не может заснуть без этой дряни, что было диаметрально противоположно болеутоляющему действию. Она стала маленькой девочкой — очень маленькой девочкой. Ее мать раздраженно орала на нее:
«Заткнись, не перечь, а то получишь взбучку».
Энн тогда правильно предполагала, и это было верно сейчас… Мать бы не посмела сказать это сейчас, конечно. Энн мельком взглянула на телефон. Только что она вспомнила Бобби, один взгляд на него заставил ее вспомнить о Бобби, о том, как она отказывалась прийти на похороны отца не словами, а трусливым образом, что было для нее типично, просто не обращая внимания на настойчивые попытки Энн обращаться к ней. Она звонила дважды в течение следующих суток, затем стало ясно, что это бесполезно. Телефон не отвечал все время. Она звонила после того, как умер ее отец, в 1.04 утра второго августа.
— Я хотела бы попросить Роберту Андерсон, пожалуйста, — сказала Энн. Она стояла около телефона-автомата в прихожей солдатского госпиталя в Ютике. Ее мать сидела недалеко на пластиковом стуле в окружении бесконечных братьев и сестер с бесконечно ирландско-картофельными лицами, все плакали и плакали, и плакали. — Прямо сейчас.
— Бобби? — спросил пьяный голос на другом конце. — Ты хотела старого хозяина или нового, усовершенствованного?
— Избавь меня от своего дерьма, Гарденер.
— Ее отец…
Пьяный, это был Гарденер, теперь она узнала его, прервал ее.
— Сейчас невозможно говорить с Бобби. Была одна вещь среди телефонных переговоров, которую она ненавидела больше всего, — это прерывность разговора.
— Она где-то шляется с далласской полицией, у них у всех новенький и лучшенький босс.
— Ты скажи ей, что ее сестра Энн…
