- Дверь заперта, — подтвердил он.
- Мы не можем выйти отсюда? — уточнил Павел. Он обратил внимание, что его маячок на воротнике, вместо зелёного, мигает теперь тревожным красным — возможно, как и «шарманка» «шурика», потерял связь со своей маячковой контролирующей инстанцией.
- Выйдем без проблем, — отозвался боец. — В крайнем случае, используем оружие или гранаты.
- По-моему, вон там — что-то вроде будки вахтёра, — пробормотал Людвиг. — У самой лестницы.
- Да, — седовласый кивнул. — Очень похоже. Прежде чем громить государственное образовательное учреждение, давайте осмотримся.
Вся группа направилась к лестнице. Шаги отдавались гулким эхом, паркет скрипел под ногами.
На разговоры никого не тянуло — наоборот, даже звук шагов и скрип паркета казались чем-то неправильным, а может, постыдным среди тишины.
- Там кто-то есть! — шагов за тридцать до вахтёрской будки прошептал Людвиг. Но шёпот превратился в возглас; его услышали все.
Несколько чёрных бойцов выдвинулись вперёд, их движения сделались осторожными, звериными. Даже Овод насторожился: распахнул плащ, в который облачился, отправившись в дорогу. Под ним обнаружилась притороченная к поясному ремню кобура. Седовласый — одним движением пальца — расстегнул её, но оружия доставать не стал. Людвиг сместился чуть назад, Павел тоже. Третьяков, напротив, выдвинулся в первый ряд.
За стеклом вахтёрской будки промелькнуло что-то светло-синее. Какое-то — как показалось Павлу — огромное, изящно очерченное, крыло. А потом дверца каморки распахнулась.
- Что вам угодно? Вы к кому? — слова, произнесённые так буднично, без малейшего надрыва, сразу как будто разрядили обстановку. А когда на свет выбрался тот, кто их произнёс, — напряжённость и вовсе спала.
На боевую группу, прикрывая глаза от яркого света люстры «козырьком» ладони, слегка встопорщенный и сонный, смотрел вахтёр. Самый обыкновенный охранник. Седоватый, подтянутый. Вот, правда, его форма напоминала скорее форму полицейского. А поверх неё он натянул — наверное, для согрева, — что-то вроде утеплённого вязаного халата до самых пят. Во всём этом не было ничего удивительного: сотрудник полиции мог подрабатывать, охраняя здание от мародёров и просто бродяг, — и, тем более, мог, «без чинов», слегка расслабиться на таком непыльном задании.
- Я имею полномочия осмотреть здание, — выступил вперёд седовласый. — Вот мои документы, — он протянул охраннику краснокорое удостоверение и какую-то бумагу, украшенную многочисленными штампами и печатями.
- Хм… — охранник, не отводя «козырёк» руки от бровей, принял другой рукой канцелярские подношения, ознакомился. — Я не против, — только меня никто не поставил в известность… Что бы вы хотели осмотреть?
- Первый этаж, подвальные помещения университета, — отчеканил Овод. — Если есть необходимость, я готов поговорить с вашим начальством, договориться… Мы не ожидали, что в университете есть охрана. Простите, как ваше имя?
- Звать Михаилом. А стою, потому как времена неспокойные, хозяева за имущество волнуются, — откликнулся охранник. — Но у вас — всё честь по чести, документы в порядке. Можете проходить, только в книжке моей распишитесь. Как положено. Подвалы — по лестнице, вниз, — а первый этаж, — вот он, — рука форменного описала полукруг, — за зеркалами тоже посмотрите.
- У нас мало времени, — Овод на мгновение задумался — словно его смущало что-то в разговоре, или ситуации. — С нами — боевой отряд, члены которого не разглашают своих имён.
- Вот незадача, — в голосе охранника звучало искреннее расстройство. — Может, хоть кто-нибудь, а? Кто-то из вас? Хотя бы штатские?
- Это бессмыслица, — пробормотал Овод себе под нос, потом вдруг решился. — Хотя, если только фамилии, без паспортных данных — извольте! Я могу.
Он, недовольно пыхтя, скрылся в вахтёрской будке. Через полминуты выскользнул оттуда.
- Расписался в этой амбарной книге — теперь идём в подвалы, — сообщил и скомандовал он одновременно. — Начнём оттуда.
- Ещё хотя бы пару росписей, — попросил охранник. — Вот, скажем, вы, — он ткнул пальцем в Людвига, — и вы — палец упёрся в грудь Павла. Управдом заметил: палец этот — как будто светится изнутри: белоснежно чистый, ухоженный, с аккуратно подрезанным и, может даже, покрытым бесцветным лаком ногтем.
- Не проблема, — буркнул Людвиг. Его визит в будку продлился даже меньше, чем визит Овода.
Павел обвёл взглядом попутчиков. Ему хотелось спросить: неужели никто не чувствует подвоха? Или это его собственная подозрительность стремительно превращается в паранойю? Седовласый нервничал — но, скорее всего, из-за непредвиденной задержки. Третьяков — недоумённо изогнул бровь: «что не так?» Латинист слегка кивнул головой — словно подбадривал: «поторопись — и пойдём дальше». Павел пожал плечами, успокоился, вошёл в будку охраны.
Это была будка — как будка. Ограниченное пространство, стул, вероятно, позаимствованный из университетской аудитории, стол — исписанный скабрезностями, залитый чернилами и тоже откровенно «ученический». Посреди стола лежала здоровенная клетчатая тетрадь. Ветхая, в многочисленных жирных пятнах, с «волнистыми» страницами — как будто пережила потоп. На раскрытой странице — измусоленным грифельным карандашом — Павел нацарапал свою фамилию, расписался.
Ухо опалило чьим-то горячим дыханием.
Управдом аж подскочил, стремительно развернулся всем телом — и оказался лицом к лицу с богомолом.
Протиснулся ли тот вслед за Павлом в будку открыто, или сделал это тайно, — не было времени гадать: Авран-мучитель потеснил управдома, дорвался до тетради… Павел подумал было: того тоже изловил и заставил расписаться дотошный охранник, но богомол даже не коснулся карандаша. Он перевернул левую страницу талмуда, потом ещё одну, и ещё — «отмотал» эту «амбарную книгу» на пять или шесть страниц назад, — и протянул Павлу на рассмотрение ветхий разворот.
Здесь всё было не таким, как на странице, которую управдом удостоил своей росписи.
Вместо грифельных записей, листы были испещрены чернильными.
Чернила выцвели, поблёкли. Но всё же, украшенные дореволюционными «ижицами» и «ерами», записи сообщали достаточно, чтобы у Павла глаза вылезли на лоб.
«Михайло Леонтьев, генерал-аншеф, 15 февраля, 1772 года», — прочёл он.
«Николай Иванович Бахметьев, полицмейстерский бригадир, в месяца декабря первый день, в год 1774».
И вдруг, краткое: «Орлов». Одна лишь фамилия, без звания, чина, даты.
Павла, отчего-то, передёрнуло.
Он выронил тетрадь, бросился вон из вахтёрской будки.
