– Что ж вы такое писать-то про меня будете, я все в разгон не возьму?
– Правду напишем – что у вас прекрасное, современное, экологически чистое хозяйство. Михал Юрич сам решит, как это подать.
– А про водяного?
– Ну, это мы ученым сообщим в частном порядке. Пока материала не набирается на публикацию. Сами говорите – ничего в точности неизвестно. Ни следов, ни свидетельств очевидцев. Зачем людей стращать?
– Вот, Андрюх, если б меня в этот журнал пропечатать, а? Ты же сам предлагал.
Степанов, вдруг затрепетав, сунул Андрею в руки глянцевый журнал. На обложке был логотип Евросоюза и название по-английски «Молочная ферма».
– А? Не получится? Я заплачу, ты не беспокойся.
– Мне-то вы ничего не должны. Если выстроится хороший материал – отправим в этот журнал. Дадите на время? Там адрес редакции и все такое.
– Бери, бери!.. Я отблагодарю!
– …Ты чего – в самом деле напишешь в этот журнал? – недоверчиво выпятил губу Костик, когда они шли к выходу.
Сам хозяин уже спешно отбыл на ферму – бдить вечернюю дойку.
– Да отчего ж нет?… Ты не забудь…
И тут Андрей увидел то, чего ему видеть совсем не хотелось.
У въезда на усадьбу затормозила машина, новенький красный «судзуки». Из нее вышла, чуть воровато оглядываясь… Тамара Зуева.
«И на какие же шуршики ты, чернявая, иномарку купила? На свои гонорары? По рублевой штуке за полосу в «Подмосковной мимозе»?»
– Что-то поздно ты, Зуева, – произнес Андрей, заводя машину. – Все уже разошлись.
Тамара, резко мотнув черными кудряшками, обернулась в их сторону. Андрей, не прикрывая дверцы, вырулил с участка и остановился напротив «судзуки». Тут она его узнала. Черные глаза вспыхнули злыми огоньками, накрашенные ярко-красным губы поджались.
– Если ты насчет своих родичей из преисподней, материал мы весь взяли.
– Я найду еще, – прошипела она явно только для того, чтобы хоть что-то ответить.
– Как знаешь, милая. Удачи.
Андрей захлопнул дверцу и с места стартовал так, что взвизгнул мотор, а в Тамару из-под колес полетели камешки.
– Чего ты? – удивился Костик, оглядываясь в заднее стекло на удалявшуюся усадьбу. – У вас с ней вроде бы на мази было.
– Ничего у нас с ней не было! – огрызнулся Андрей.
«Ух, если до конца дня я не оторву кому-нибудь башку, этому кому-то, считай, крупно повезло! – подумал Андрей. – А чего она здесь, интересно, ищет? По ее темам здесь ничего нет. Прознала о возвращении блудного водяного коня и приехала на разведку? Не могла же она не читать моих статей… И какие сделала выводы? Хочет и его приспособить под свои цели?»
– А машинка у нее ничего, – заметил Костик, просматривая на фотоаппарате снимки.
– Не с гонораров, уж точно, – процедил Андрей, и до города они больше не разговаривали.
Он оставил машину у редакции и ушел домой – ждать звонка от Анны О.
«Интересно, а как складываются отношения между этими водяными-лешими и русалками? Как у нимф и сатиров? Эти уроды преследуют пугливых, длинновласых красавиц, а те отдаются только прекрасным богам-олимпийцам? Это утешает».
Предаваясь далекоидущим фантазиям, Андрей гипнотизировал телефон, который, как ему казалось, должен был сегодня обязательно связать его с Анной.
«А где у меня карта района?»
Андрей принялся искать в бумажных завалах свернутую карту.
И тут старомодно, без полифонических наворотов, задребезжал пожилой дисковый аппарат. Почти ни на что не надеясь, Андрей поднял трубку. И услышал через треск и шуршание нежный голосок:
– Андрюша, привет, это я… Ты меня слышишь?
– Слышу, слышу!.. Ты как? Все у тебя в порядке? – едва удерживаясь от ликующего клика, отозвался Андрей.
– У меня все замечательно. А ты как?
– Я безумно хочу тебя видеть. Ты это знаешь, – почти застонал Андрей в трубку. – Когда ты приедешь?
– Очень скоро – ты же тоже знаешь…
Они, словно их могли внезапно прервать, обменивались торопливыми фразами, из которых следовало, что Анна работает с детишками, много гуляет, почти успокоилась и стала забывать про… ну, понятно…
Андрей больше слушал – и потому, что ему было приятно слышать переливчатое журчание ее голоса, и потому, что о своих новостях сообщать Анне ему совсем не хотелось. Он только вскользь упомянул о визите в монастырь и обещал кланяться матушке, когда увидит ее снова.
– Ну ладно, Андрюша, заканчиваем. Тут еще желающие есть поговорить. Купаться сейчас пойду.
– Так поздно? Это не опасно?
– Да нет, – засмеялась Анна. – Светло же!.. Чуть позднее, когда солнце сядет, комарье полетит, тогда очень опасно станет. Сейчас в самый раз.
– Ты осторожнее.
– Я не одна, с девчонками. Я хорошо плаваю. Да и речка здесь совсем мелкая – для малышни подбирали.
Когда на другом конце линии въедливо запетюкало, Андрей, не кладя трубки, еще посидел у аппарата, осознавая, как он устал за этот долгий день. Он хотел еще что-то сделать?… А, ладно… Самое лучшее, что могло произойти, произошло. Он поговорил с Анной, она о нем помнит, она хочет его видеть и скоро-скоро, через совсем чуть-чуть, они будут вместе.
Всю ночь Андрею опять снилась беготня в сумерках, босиком по теплой, влажной от росы траве. Отовсюду из зарослей слышались томные возгласы и кокетливое, завлекающее хихиканье. Догнать изнывающих от чувственного томления нимф мешала цивильная одежда. Он пытался содрать ее с себя, а гнусные тряпки липли к вспотевшему телу, как пропитанный драконьим ядом хитон Геракла… Они жгли и жгли его невыносимым жаром…
Утром Андрей обнаружил, что за ночь скрутил простыню в тоненькую бечевку, расправить которую сейчас просто не было времени. Он выкинул ее в бельевую корзину и попытался привести себя в порядок – глазки у него, хоть и горели хищным огнем, были подчеркнуты синевой.
Андрей отправился в редакцию, страстно желая только одного – не пересечься с коллегами, отъезжающими на похороны Пал Никитича.
«Ага, я ж хотел еще про русалок в Интернете разузнать… Какая-то у водяных людей предыстория имеется? Вон и в Париже зверье речное водилось… Может, в западной истории русалки тоже след оставили?»
…Оказалось, не без этого. Но ундины, попадавшие в руки людей, больше морские или океанические, были как на подбор редкостно уродливы. Темнолицые, с вывороченными ноздрями, со змеиными, а не рыбьими хвостами. Были среди них и особи мужеского полу, о чем свидетельствовали тщательно сделанные очевидцами рисунки. Русалки, даже если с ними хорошо обращались и пытались кормить, в неволе очень тосковали, в вербальный контакт с людьми не вступали и жили не более двух-трех дней. Если из гуманных соображений их отпускали назад в море, они исчезали в водах с невиданной резвостью.
