– У тебя все хорошо?
– Слушай, гад, кончай за мной ползать. – Я попытался обойти его.
– Пожалуйста, забудь о той ночи. – Хорст шагнул ко мне, преградив путь. – Я ошибся, сделал глупость и неверно истолковал наш короткий разговор накануне.
Несомненно, в ту пятницу в студенческом баре разговор у нас с ним состоялся, но… я его позабыл. Хорош же я был, нечего сказать. Не успевало какое-то событие случаться в пятницу, как я тут же благополучно о нем забывал, и уж точно не было у меня желания напрягаться и вспоминать, что я там наговорил Хорсту.
– Ладно, – сказал я. – И все-таки, если не отвяжешься, я тебя порежу.
– Нэд, ну, чего ты, я же… – Хорст сделал шаг назад и поднял руки в перчатках, словно сдаваясь в плен. – Просто выглядишь ты не очень. Я же как друг спросить хотел, все ли у тебя хорошо? Что-то случилось?
– Ну, все. Опять считаю до трех. Раз…
– Нэд, кончай, у тебя ведь и ножа-то никакого нет. Ты не опаснее кролика. – Продолжая улыбаться, он опустил руки. – Пойдем, я угощу тебя чашечкой кофе. Ты поделишься своими проблемами со мной, а я подскажу, как с ними справиться, а потом нагружу тебя своими скучными проблемами, а потом мы выпьем пивка и придем к выводу, что все наши проблемы, в конце концов, не так уж серьезны.
– А потом мы пойдем в твою комнату, разденемся и разрешим твои скучные проблемы.
– Да я не об этом! – воскликнул Хорст. – Честное слово, я просто хочу помочь тебе.
– Тогда просто свали с дороги. – Я пошел прямо на него, и он посторонился.
В тот день, немного позже, я сидел замерзший у подножия огромного дуба и прислушивался к таинственному, едва слышному звуку, напоминавшему гул мощного механизма, с трудом просачивающийся сквозь покрывало плотного снега. Снова и снова обрывки торжественной взволнованной музыки то ли сами собой рождались в воздухе, то ли их приносили дуновения ветерка, струившегося меж стволов и ветвей таинственного леса. Напоенный музыкой воздух насыщался крупицами сумерек, их становилось все больше, они сливались, и вот уже темнота почти стерла свет позднего дня.
В среду утром я увидел футляр моей гитары, прислоненный к стене возле двери, и в тот же миг вскочил с кровати, охваченный вдохновением: я хотел написать музыку о лесе Джонсона.
Позавтракав скисшим молоком и картофельными чипсами, я осторожно вышел на двор, внимательно следя, не появится ли Хорст. Его не было. Как не было и результата моего экзамена по химии, хотя итоги и выводы профессора Медли висели на доске объявлений. В то время как напротив фамилий всех студентов моей группы стояли буквы, соответствовавшие оценкам, перед «Данстэн Нэд» красовалось «незав.», что в сокращении означало «незавершен». В замешательстве я побрел назад в комнату и стал набивать в карманы пальто свой дневной паек, припоминая, что делал то же самое, когда получил вызов на ковер к декану. Так же как тогда, я вошел в мрачное помещение почты и обнаружил казенный конверт, приникший к стеклу моего почтового ящика. Клайв Маканудо. «Продолжение». Правда, на этот раз мою фамилию он написал без ошибки.
Дорогой мистер Данстэн!
Приношу свои извинения за ошибку секретариата, приведшую к неправильному написанию Вашей фамилии в моем вчерашнем письме.
Сегодня утром профессор факультета химии Арнольд Медли говорил со мной о Ваших успехах по его предмету в течение минувшего курса. Профессор встретил результаты последнего экзамена с немалой долей удивления. Поскольку Вы единственный за долгую преподавательскую практику профессора студент, сдавший на «отлично» не только основной экзамен, но и несколько экстракредитных вопросов, Ваш балл на экзамене по химии получился 127 из 100, или же «А» с двумя плюсами.
Профессор Медли придерживается мнения, что ни один студент со стабильной успеваемостью на уровне отметок «С» или ниже не мог за период сессии настолько улучшить свое понимание материала, чтобы получить «А++» на выпускном экзамене, не прибегая к незаконной помощи. Я выступал от Вашего лица. Профессор Медли согласился с тем, что, наблюдая за Вами, он ни разу не смог уличить Вас в мошенничестве и не может предоставить доказательства того, что Вы получили высокий балл нечестно. Тем не менее, находя этот результат достаточно аномальным, он хотел бы изыскать способы развеять подозрения.
Мы достигли следующего компромисса. Вам надлежит пересдать выпускной экзамен по химии в обстановке строжайших мер безопасности и как можно в более ранний, удобный для Вас срок. Я предлагаю сделать это в 7:45 утра в эту пятницу, если Вы будете находиться в кампусе, а если нет, то в 6:30 утра 20 января, сразу перед нашей с Вами встречей по поводу претензий мистера Полка. Переэкзаменовка пройдет в моем кабинете, в присутствии мистера Медли и меня. Осмелюсь порекомендовать Вам использовать оставшиеся перед экзаменом дни для подготовки.
Искренне Ваш
Клайв Маканудо,
декан по воспитательной работе.
Уже ставшее привычным чувство возвращения домой успокоило мои нервы, как только я вошел в лес. Звон в ушах уступил место скрипу обремененных снегом ветвей, щебету птиц, шорохам и цоканью деловито снующих белок. В конечном итоге я начал слышать даже тоненький дискант сверкающих сосулек, а вскоре вслед за ним – знакомый гул утробного баса из-под снежного покрова. Раскрыв футляр гитары, я вынул инструмент и благоговейно устроил между своими сгорбленными плечами и бедрами.
На другой день незадолго до полудня я проснулся и не смог припомнить, как и когда вернулся в кампус. Выбравшись из кровати, я громогласно чихнул и натянул ту одежду, что оказалась ближе всего под рукой. В силу привычки по пути из общежития я зашел на почту. Еще один казенный конверт гляделся в прямоугольник стеклянного окошка почтового ящика. «Клайв, милашка», – проговорил я и, крайне заинтригованный, вскрыл конверт.
Мистер Данстэн!
Вот уже в который раз спокойствие утра было нарушено визитом одного из Ваших профессоров. Ваше присутствие здесь, в Мидлмонтском колледже, под серьезной угрозой.
Профессор Роджер Флэгшип потребовал, чтобы я проверил три синие тетради, которые Вы сдали ему по окончании выпускного экзамена по дифференциальному исчислению. Профессор Флэгшип сообщил мне, что экзамен носил характер письменного теста, и тетради эти предназначались для ведения расчетов и вычислений. Далее он сообщил, что намеревается предпринять шаги, необходимые для исключения Вас из колледжа. Вы не только провалили экзамен, правильно ответив лишь на двенадцать вопросов из ста, но Вы подвергли как его самого, так и его предмет осмеянию. Профессор Флэгшип обратил мое внимание на оказавшиеся в Ваших синих тетрадях непристойные карикатуры на него.
