Нана Блик - Наоми

– Мистер Шейн, дайте мне шанс всё исправить. Я хочу свести все убытки к минимуму, – я кое-как сдерживаю себя, но пытаюсь выпросить у босса прощение.

– Ты уже это сделал! – шеф разворачивает своё кресло, и его злобные блестящие от алкоголя глаза впиваются в меня, не давая мне шанса. – Твоя квартира и машина пошли на ликвидацию всех убытков, я выплачу тебе последнюю зарплату, и ты уберёшься и из моей фирмы и из города в целом. Даю тебе две недели на то, чтобы собрать свои вещи и отдать мне спокойно ключи от всего, что у тебя было. Теперь мы друг другу ничем не обязаны! Пошёл прочь отсюда!

Я пулей выскочил из кабинета. Смежное чувство давило мой помутневший рассудок. Я ничего и никому теперь не должен, но у меня ничего не осталось. Я – бомж, у меня нет ни работы, ни квартиры, ни машины, ни денег. Куда мне идти? Возвратиться назад в деревню к моей мамочке и жениться на Кэрри, как хочет она. Я пропал! Моя жизнь кончена.

С таким сумбуром в голове я зашёл в свою бывшую квартиру и уже тут, на своей территории, я зарыдал как подросток, у которого хулиганы отняли велосипед. На карачках я дополз до бара и, дотянувшись рукой до бутылки, я принялся её опустошать. Мой бар был внушителен, его запасов хватило ровным счётом на то, что я целую неделю буквально не вставал с пола, а потом и пришла последняя зарплата – подачка от самого шефа. Я собрал чемодан своих дорогих вещей, абсолютно не зная, куда я смогу выходить в них в деревне, положил ключи от машины и квартиры на тумбочку, уведомив при этом любимого босса, и пошёл прочь, как мне было велено. К сожалению, мой путь был проложен не к автобусной остановке, а в ближайший бар, в котором я заливал своё горе, просаживая последние деньги, недели две как минимум. Мой мобильник постоянно трещал, но я отключил его, засунув в дальний карман своей куртки. Сейчас не то время, чтобы слушать чей-то голос. Я просто хотел пить. Пропив все деньги до копейки, я отдал чемодан с дорогущими в нём вещами за один билет к маме обратно в деревню, и как последний опойка храпел на весь автобус, пока не доехал до места.

Автобус не заходит в деревню, а останавливается у просёлочной дороги в её направлении. Я вылез и пешком по полю шёл ещё, наверное, километров десять. Как только завиднелись крыши деревенских домиков, мне стало так плохо. Стыд и страх завладели мной, но было и ещё что-то, чего я пока разобрать был не в состоянии. Какая-то щенячья боль проникала в моё искалеченное алкоголем тело. Я весь дрожал. Неожиданно всплывшее в моём сознании воспоминание о мамином дне рождении, которое я пропустил, заливая горе в дрянном городском баре, ещё больше усугубило моё ощущение. Мои ноги понесли меня вперёд, и я уже не шёл, а бежал к материнскому домику. Мамы, которую обычно днём не загонишь домой, нигде не было. Я дёрнул за дверь, но она была заперта. Единственной мыслью, которая появилась в моей голове, была та, что мама находится в гостях у соседей, и я бросился сломя голову к Стивенсонам.

Я стучался в дверь как безумный. Мои крики, призывающие маму, были слишком страшны, но я на это не обращал никакого внимания. Через несколько минут дверь отворилась. Кэрри вся бледная стояла на пороге с заплаканным и опухшим лицом. Она трясущимися руками протягивала мне ключ от маминого дома.

– Где моя мама? – не решившись взять ключи из рук Кэрри, я сильно вцепился ей в плечи.

– Джек, мы звонили тебе, но ты не брал трубку! – Кэрри плакала, а я всё никак не мог понять от чего, – Джек, твоя мать умерла! Вечером после дня своего рождения у неё случился сердечный приступ. – Она замолчала, а я отпустил её плечи, моментально упав на колени. – Мы нашли её утром, но было уже поздно. Врач сказал, что если бы кто-то с ней был и сразу позвонил бы в больницу, то её можно было спасти, но она в это вечер была в доме одна.

Я закричал, схватившись за голову. Выхватив ключи из рук Кэрри, я бросился прочь на деревенское кладбище. С лёгкостью отыскав свежезарытую могилу и кучу ещё не засохших цветов, я упал прямо на землю. Мои рыдания и дикие вопли разносились по всему кладбищу и деревне, я вырывал себе волосы и царапал лицо с жалкой мольбой получить мамино прощение, но кто бы его мне сейчас дал? Та, что слепо любила меня всю мою жизнь, умерла потому, что я предал её, нарушив обещание приехать в день её рождения. Я заливал своё горло алкоголем вместо того, чтобы быть с мамой. Какой же я подонок!

Уже поздней ночью я вернулся домой. Открыв дверь ключом, я зашёл в гостиную, не включая нигде свет. Дом был пуст и холоден. Не было в нём того, что так грело моё холодное сердце, не было в нём больше ни капли беззаветной маминой любви! Я лёг на диван. Долго смотря в потолок, неожиданно я осознал, что ни Джек, ни Наоми не ценили своих матерей, и горькое осознание ничтожности собственной души вцепилось в моё горло. Резко поднявшись, я направился в мамину комнату. На тумбочке, как всегда, стояли мамины таблетки от сердца, которые в тот день она, видимо, не захотела принять. Открыв банку, я высыпал всё её содержимое себе на ладонь, а затем направился в кухню. Найдя бутылку вина, я заглотил все таблетки, запив их алкоголем красного цвета, а затем просто лёг на диванчик в гостиной, чтобы медленно ждать свою смерть, которую я заслужил.

– Я иду к тебе, мама, – было последними словами, которые произнёс Джек вслух, и первыми, которые произнесла Наоми, возвращаясь в округлую комнату. Сейчас как раз был тот момент, когда она хотела вернуться. Эта до боли знакомая картинка жизни была ей противна, но исправить она уже ничего не могла. Оставалось лишь только исчезнуть навсегда и навеки, словно никогда и не было рыжеволосой девчонки с говорящим так много именем Наоми.

Не успела ещё моя душа после такого трудного и болезненного испытания до конца переместиться в тело Наоми, лежащей посередине тёмной многодверной комнаты, как чья-то рука резко дёрнула меня вверх. Я еле-еле смогла разлепить свои отёкшие от крови и слёз глаза, чтобы понять, что же со мной происходит в этой адской, полной дверей, но не имеющей обычного выхода комнате.

– Что ты творишь? – орал на меня Лорд, в то время как я разглядывала его прелестный человеческий вид, в душе восхищаясь тем, что я видела.

– Ну, что ты кричишь, я просто облегчаю тебе работу? – спокойно с улыбочкой на безобразном лице проговорила я, шепелявя каждое слово.

– Глупая ты, девчонка! Какую работу ты выдумала для меня? Если б ты знала, что своим поведением ты убиваешь меня и себя. Посмотри на нас повнимательнее, посмотри, во что мы с тобой превратились! – Лорд подвёл меня к зеркалу и отстранился назад, но всё же поддерживал меня за локоть, чтобы я не свалилась со своих безобразных неестественных ног, к которым, как мне казалось, никогда не привыкну.