— Кто докажет, что не лжешь?
Хаидэ пожала плечами.
— Ты говорила о пепле. Давай, я испробую.
«Не лжет»…
Канария выжидательно повернулась к Техути.
Тот закричал, и пламя запрыгало, освещая каменные лица мистов.
— Княгиня! Владетельница, куда там. Где оно, твое племя? Где воины? Тебя выгнали, а сына украли. И даже муж отрекся от тебя. Лишь я по доброте не вышвырнул тебя из своего сердца, жалел убогую и старался спасти. И вот твоя благодарность, твое хваленое благородство? Да, я полюбил! И ты — женщина царского рода, должна благословить мою любовь, а не цепляться за прошлое, которое давно остыло!
Распаляя себя, кричал, уже подвизгивая, махал руками, бил кулаком в грудь. Хаидэ, выпрямившись, смотрела с изумлением и брезгливой жалостью.
— А этот демон? Думаешь, не знаю, почему ты звала его другим именем, а? Орала ему Нуба, потому что всегда обманывала меня, не любя. Лелеяла мысли о черном уроде, только твой бывший раб и нужен тебя. Он, а не я!
Канария холодно разглядывала возбужденное, испуганное и злое лицо.
«Смотри-ка. И этот не лжет, как разошелся».
Хаидэ подтянула связанные колени. Сказала устало:
— Значит, меня спасал. Ну что ж, пусть так. И благодарю, что напомнил о черном рабе. Ты прав, негоже забывать свою любовь, даже если она в прошлом.
— Хватит пререкаться!
Канария приосанилась, выпячивая большую грудь под черным полотном.
— Я справедлива! Каждый получит, чего хочет. Мужчина выбрал меня, дикарка. Несмотря на всю твою знатность. Он теперь мой! А тебя выкинут из дому. Если посмеешь подойти, хоть на шаг, я затравлю тебя псами.
Она хлопнула и мист, подойдя, рассек кинжалом ремень, освобождая колени и щиколотки Хаидэ. Помог ей встать и подтолкнул к выходу. Канария нежно взяла руку Техути и сжала ее, вонзая ногти в кожу.
— Ты должен быть счастлив, ты получишь все. Но если солжешь мне еще хоть раз, берегись. Перед лицами темной Кварати и мужа ее даю клятву — мои дары обернутся страшными карами.
Они вышли из подземелья в тишину спящего сада, где изредка черными силуэтами виднелись фигуры заснувших гостей. Хаидэ шла меж двух стражников, все еще со связанными руками. А Канария, накинув поверх зловещего одеяния светлый плащ, плыла следом, слушая жаркий шепот Техути и деловито размышляя, куда пристроить красавчика по приезду мужа. Сделаю его приказчиком в полевой деревне, решила. Будет жить в домишке, под присмотром. А я — приезжать за пшеницей и проверять, как готовят к весне зерно и землю. Девок там оставлю пострашнее, прочих продам. И пусть соглядатаи блюдут его верность мне.
Улыбаясь нарисованной картине, кивнула быстро подошедшей няньке, за которой шла с недовольным видом сонная Алкиноя. Бросив руку девочки, нянька упала на плиты, распластываясь ничком.
— Моя госпожа! Нет моей вины! Не наказывай!
— Что случилось? Теопатр?
— Нет, нет. Твое ожерелье, моя госпожа…
Нянька заплакала, дергая себя за волосы.
— Стойте!
Стражники застыли, держа Хаидэ. Канария снова обратилась к няньке.
— Говори!
— Ты велела положить его в шкатулку. И запереть в спальне.
— Да.
— Ты дала мне ключ снова, чтоб я приготовила тебе ложе, моя госпожа…
— Да говори уже!
— Его нет. Нет шкатулки. Там пусто!
Канария нахмурила брови. Пнула ногой рыдающую няньку.
— Старая лошадь! Завтра отправишься в дальнее селение. Как это случилось? Ты положила его в шкатулку и…
— Не-ет! Алкиноя отнесла и заперла двери. Прости моя госпожа, но это правда!
Канария тяжело посмотрела на дочь. Та ответила матери таким же взглядом. И уставилась на Техути. У того по спине вдруг поползли мурашки и он спрятал руку, которой на ходу поглаживал локоть хозяйки.
— Алкиноя… Что ты сделала с ожерельем?
— Ничего я не делала! Я положила.
— И что?
Девочка исподлобья посмотрела на Техути и улыбнулась злорадной улыбкой, тут же снова цепляя на лицо хмурое выражение. Сказала с неохотой, растягивая слова:
— А потом пришел этот. Распорядитель. Он меня обнимал и хотел целовать. Я убежала. Потом вернулась и заперла двери.
Канария молча развернулась к спутнику, махнула рукой стражнику и тот послушно приблизил факел, освещая испуганное лицо и бегающие глаза.
— Ты целовал мою дочь? Говори, обезьяна!
— Я. Нет. Нет, моя госпожа! Девочка ошибается. Она… ей верно приснилось что-то!
— Приснилось? — выкрикнула Алкиноя, и, хватая мать за руку, потащила ее за собой, — пойдем, я покажу.
— За мной, всех, — распорядилась Канария и пошла следом за дочерью, раздувая ноздри крупного носа.
Техути волочился сзади, подталкиваемый в спину стражником. А еще двое вели Хаидэ.
Процессия поднялась по лестнице к покоям, где спал Теренций. Распахивая дверь, Алкиноя втащила мать в спальню и, не обращая внимания на севшую в постели Мератос, указала пальцем на шкатулку в углу.
— Он взял ее и унес! Сюда! Потому что эта женщина. Она, она… Он подарил ей, сказал, на, возьми. И она взяла!
Сонная Мератос, ничего не понимая, хлопала глазами, натягивая покрывало. И вдруг, узнав княгиню, затряслась, прижимая кулаки к подбородку.
Хаидэ выступила вперед, обходя замолчавшую девочку. Глядя на свою бывшую рабыню, спросила, о том, что происходило недавно в темной комнатке, под жаркий шепот Техути:
— Зачем? Мератос, зачем ты сделала это?
— Я! Это не я, госпожа! Это все демоны, демоны. Они попутали мои мысли! Нашептали про зелье. Я не знала, что мальчик умрет. Я думала, он просто спать, поспит просто! Шумел по ночам и… и… не давал мне покоя!
Канария дернула Алкиною к себе, не давая заговорить. Слушала, жадно уставясь на круглое лицо, искривленное истерикой, с выкаченными бессмысленными глазами.
Рядом с Мератос медленно садился Теренций, спуская ногу с постели. И в глазах его не было сна и хмеля.
— Умрет? — переспросила Хаидэ, темнея разбитым лицом, и быстро подошла к постели, — умрет?
— Не хотела-а-а, — выла та, крутя в руках край покрывала и прижимаясь к проснувшемуся Теренцию, — я просто-о-о… чтобы спал. Пома-азала рот. А потом п-пришла твоя злая сестра и украла! Она убила, не я-а-а…
Теренций, вкинувшись и вставая рядом с ложем, резко протянул руки, хватая наложницу за горло, и та, булькнув, смолкла. Захрипела еще что-то и Хаидэ крикнула:
— Отпусти ее! Пусть скажет!
— Я же не знала. И потом, всем можно, да? Этот жрец, тоже сегодня сыпал зелье в чашу урода. Я видела, видела! И смеялся. А я просто хотела…
Она завыла, толкаясь ногами по сбитым покрывалам, отодвигаясь к стене. Руками держала отпущенное мужчиной горло.