— В любое другое лето, я проснулся бы утром таким искусанным комарами, что не мог бы открыть глаза. Но теперь они исчезли вместе с укусами. И зверями, фактически, Роберта, это, кажется, отпугивает всех, кроме таких дураков, как мы.
— Ты изменил свое мнение, Гард?
— Ты спрашиваешь меня об этом уже какой раз, ты не замечала? Бобби не ответила.
— Ты слышала новости по радио вчера? — он знал, что она не слышала. Бобби не смотрела, не слушала и не думала ни о чем, кроме корабля. Поэтому ее отрицательный кивок не был удивителен.
— Сосредоточение войск в Ливии. Ожесточение боев в Ливане. Передвижения американских войск. Русские все больше и больше кричат о СОИ. Мы все еще сидим на пороховой бочке. Ничегошеньки не изменилось с 1945-го. А потом ты обнаруживаешь на своем заднем дворе «Бога из машины», а теперь ты все время допытываешься, не изменил ли я своего мнения об этом.
— Ты изменил?
— Нет, — сказал Гарденер, не будучи уверен — врет он или говорит правду, но он был весьма рад, что Бобби не может прочитать его мысли.
Полно, не может ли? Я думаю, что может. Не полностью, но больше, чем месяц назад… все больше и больше с каждым днем. Из-за того, что ты сейчас тоже «превращаешься». Изменил свое мнение? Вот так штука; ты не можешь, мать твою, составить свое мнение!
Бобби пропустила это мимо ушей или сделала вид, что пропустила. Она повернулась к куче инструментов, сваленных в углу веранды. Она пропустила, накладывая грим как раз пониже правого уха, и Гарденер увидел, что это было такое же пятно, какое оставляют многие мужчины когда бреются. Он осознал с таинственным отсутствием удивления, что мог смотреть внутрь Бобби — ее кожа изменилась, стала какой-то полупрозрачной, желеобразной, Бобби потолстела, стала короче за последние несколько дней, и перемены, происходившие с ней, все ускорялись.
О, мой Бог, — подумал он, объятый ужасом, с горькой усмешкой, — так вот, что происходит, когда ты превращаешься в Томминокера? Ты становишься похожим на кого-то, кто попал в область радиоактивного загрязнения после утечки в атомном реакторе?
Бобби, нагнувшись и подняв инструменты, быстро обернулась и взглянула на Гарденера; лицо ее было настороженным.
— Что?
— Я сказал «Пошевеливайся, ленивая дурочка», — отчетливо произнес Гарденер, и это настороженное недоумение на ее лице превратилось в вымученную улыбку.
— О'кей. В таком случае, помоги мне с инструментами. Нет, разумеется, жертвы жесткого гамма-излучения не становились прозрачными, как Клод Рэйн в «Человеке-невидимке». И они не начинали уменьшаться в росте, тогда как их тела искажались и толстели. Но, вообще-то, они, вероятно, теряют зубы, их волосы выпадают — другими словами, в обоих случаях происходит некое физическое «превращение».
Он снова подумал: «Встречайте нового босса. Такого, как старый босс».
Бобби снова пристально смотрела на него. Я выбегаю из маневрирующей комнаты, отлично. И быстро.
— Что ты сказал, Гард?
— Я сказал, пошли, босс. Помедлив, Бобби кивнула.
— Да, — сказала она, — уже рассвело.
Они выехали на раскопки на «Томкэте». Он не летел по воздуху, как тот велосипед мальчика в фильме «Инопланетянин», трактору Бобби никогда кинематографично не парить на фоне луны, на высоте сотен футов над крышами. Но он тихо и споро двигался в 18 дюймах от земли, большие колеса вращались медленно, как останавливающиеся пропеллеры.
Это сглаживало езду. Гард вел машину, Бобби стояла за ним на скобе.
— Твоя сестра ушла? — спросил Гард. Кричать не было нужды. Мотор «Томкэта» работал с тихим, едва слышным мурлыканьем.
— Да, — сказала Бобби, — ушла.
Ты все еще не умеешь врать, Бобби. И я думаю — действительно думаю, — что я слышал ее визг. Как раз перед тем, как я отрубился, уйдя в лес, я думаю, что слышал визг. Что же могло заставить такую суку, как Сисси, испустить такой вопль? Насколько плохим это должно было быть?
Ответ прост: очень плохим.
— Она сроду не была из тех, кто красиво уходит, — сказала Бобби. — Или дает кому-нибудь возможность быть красивым, если может как-то повлиять на это. Она пришла, чтобы забрать меня домой, понимаешь… Посмотри-ка на этот обрубок дерева, Гард: он довольно высокий. — Гарденер, насколько возможно, переключил рычаг коробки передач. «Томкэт» поднялся еще на три дюйма, едва не задев верхушку пня. Миновав его, он ослабил руку и «Томкэт» вернулся на прежнюю высоту — 18 дюймов над землей.
— Да, она как раз пришла со своим буром и киркой, — сказала Бобби с вялой усмешкой. — Было время, когда она могла забрать и меня тоже. Ну а теперь, она никогда не сможет.
Гарденер почувствовал холод. Есть много вариантов, как можно истолковать это замечание, не так ли?
— Я по-прежнему удивлен, что тебе понадобился лишь один вечер, чтобы убедить ее, — сказал Гарденер.
— Я просто стерла часть грима. Когда она увидела, что было под ним, она завизжала и так быстро исчезла, словно у нее ракеты были привязаны к ногам. Это была действительно милая шутка.
Это было правдоподобно. Настолько правдоподобно, что соблазн поверить этому был почти непреодолим. Если только не обходить простой факт, что обсуждаемая леди не могла никуда уйти, тем более в спешке, без посторонней помощи.
Нет, — подумал Гарденер. — Никуда она не уходила. Единственный вопрос убила ли ты ее или она в том проклятом ангаре с Питером.
— Как долго продолжаются физические изменения, Бобби? — спросил Гарденер.
— Еще недолго, — сказала Бобби, и Гарденер еще раз подумал, что Бобби никогда не могла придумать большей чепухи. — Ну вот мы и приехали. Припаркуй его возле пристройки.
На следующий вечер они рано закончили работу — все еще стояла жара, и никто из них не чувствовал в себе сил продолжать, пока не погас последний луч. Они возвратились в дом, разложили по тарелкам еду и даже немного поели. Помыв посуду, Гарденер сказал, что он намеревается прогуляться.
— Вот как? — Бобби смотрела на него с настороженностью, которая была основой ее реакций. — Мне кажется, что ты достаточно сегодня повкалывал.
— Солнце сейчас садится, — легко сказал Гарденер. — Сейчас прохладнее. Нет мошкары. И… — он невинно посмотрел на Бобби. — Если я выйду на веранду, я наверняка возьму бутылку. Если возьму бутылку, то наверняка выпью. Если же я предприму данную прогулку и вернусь домой усталым, может быть, я смогу свалиться в постель хотя бы один раз трезвым.
Все это было в достаточной степени правдиво… но в этом гнездилась другая истина, как одна китайская коробочка внутри другой. Гарденер смотрел на Бобби и ждал, наблюдая, не станет ли она охотиться за этой внутренней коробочкой.
