— Боюсь, что так, — казалось, что лицо Мэнна устремляется вперед, против ветра, глаза его засверкали. — Это один из древнейших друидических обрядов в Англии, возможно, вы и не знали этого.
— Не знала, но все равно хочу сказать, что это лишь подтверждает мою мысль, что не надо вмешиваться в это. У нас нет традиций, которые старше нас самих, а поэтому не надо завидовать тем, у кого такие традиции есть.
— Бог есть. Завистливый Бог, или вы не слышали об этом?
— Но насколько значительна, на ваш взгляд, эта церемония? Я имею в виду, какое влияние это может оказывать на людей? — вмешался Ник. Мэнн сосредоточил на нем свой, яркий как разряд электрического тока, взгляд.
— В то время, когда практиковались эти друидические обряды, Сатана одержал победу над миром. Говорить о том, что они не имели никакого значения, значит, утверждать, что во тьме никогда не было ничего такого, что могло вселить страх, — только недалекий человек может думать так. Разрешите мне рассказать вам кое о чем. Спустя год после того, как я посвятил свою жизнь Господу, Он направил меня против культа сатанистов в Голливуде, и некоторые из людей, которых я спас тогда, теперь здесь со мной. Господь наделил меня способностью обнаруживать дьявола. Поэтому он и послал меня сюда. — Казалось, он почувствовал, что сказал уже слишком много. — Это все, что я могу вам сказать для записи, — добавил он тихо.
Ник стал задавать ему стандартные вопросы и получил стандартные ответы, которые он и ожидал услышать: Мэнн был против абортов, разводов, порнографии, «вседозволенности во всех ее формах», выступал за прочные узы брака, послушание властям, возвращение к порядку… Ник попытался вытянуть из него конкретную цель его пребывания в Мунвэле, но Мэнн резко оборвал разговор, понурив голову.
— Теперь мне пора спускаться, — обратился он к двум своим последователям, которые должны были помочь ему добраться до города.
Двое других поймали Ника и Диану на тропинке, чтобы спросить, убедила ли их проповедь Мэнна.
— Я всего лишь журналист, а эта леди разделяет мои взгляды, — сказал Ник, а потом шепнул на ухо Диане. — Надеюсь вы не считаете, что я сказал так, поскольку вы задали многие из моих вопросов?
— А я не должна так считать, верно? — она состроила шутливо-виноватую гримасу. — Чуть не сломала вам руку, а теперь еще отодвинула вас в сторону с вашим интервью. Вы должны были приказать мне заткнуться.
— Никаких дурных предчувствий. Вы направили его как раз в то русло, в которое я не мог его направить; заставили его сказать больше, чем он хотел говорить, я так думаю. Разрешите мне купить вам что-нибудь выпить, чтобы доказать, что у меня нет на вас зуба.
Однако пивная «Однорукий солдат» была все еще закрыта. Ник попытался найти телефон, чтобы передать репортаж о ракетной базе.
— Вы можете воспользоваться моим телефоном, — сказала Диана.
Она жила в маленьком арендуемом коттедже, ниже городской площади. Белые комнаты источали запах цветов, которые стояли в горшках повсюду на окнах. Он позвонил из прихожей с низким балочным потолком. Позвонив, он присоединился к ней в большой комнате, на стенах которой были развешаны детские рисунки. Она ждала, пока будет готов кофе. Скоро разговор опять перешел на Мэнна.
— Чего я никак не могу понять, — говорила она, — это почему он уверен в том, что, выступая против одной церемонии только из-за ее древности, можно положить конец и другим?
— Я не знаю, это ли он вообще имел в виду?
— А что еще могло иметь для него значение и быть таким важным?
Ник не мог себе представить.
— Слушайте, мне надо идти, — сказал он и записал ей свой телефон на страничке, вырванной из записной книжки. — Если случится что-нибудь такое, о чем, по-вашему, мне следовало бы узнать, позвоните мне, договорились? Когда бы вы ни приехали снова в Манчестер, дайте мне знать, и я закажу для вас ленч…
Когда он вернулся к своей машине, большинство магазинов уже открылось. Ему стало вдруг интересно, сколько на улице города было местных и сколько сторонников Мэнна. Как только он выехал из Мунвэла и стал спускаться ниже пустоши к лесу, вопрос Дианы стал беспокоить его. Он должен был спросить Мэнна, что в той пещере было такого, что принесло его через всю Калифорнию сюда. Ник почувствовал, что что-то помешало ему задать этот вопрос.
Диана проснулась утром в понедельник, думая о друидах. Она наткнулась на материал о них совершенно случайно в библиотеке, где изучала данные о своих предках, живших в районе Пикс. Ее происхождение казалось ей теперь таким понятным, хотя вряд ли остался в живых дед ее матери, шахтер, разбросавший всю свою семью на просторах за пределами Бакстона. Но возможно, думала она теперь, ее чувство сопричастности было всего лишь частичкой мира, который она улавливала на пустошах; впервые она почувствовала какое-то душевное спокойствие, умиротворенность с тех пор, как приехала в Англию, пытаясь смириться со смертью своих родителей.
Их последняя встреча у стойки аэропорта Кеннеди до сих пор стояла у нее перед глазами, словно произошла совсем недавно. Отец, обнимавший ее так, что чувствовался запах от его трубки, табак для которой он всегда покупал недалеко от нью-йоркской Публичной библиотеки; холодные руки матери на ее лице, когда она шептала: «Не волнуйся». Диана не понимала тогда, из-за чего она так волновалась. Огни самолета, постепенно теряющиеся в чернеющем небе, разбудили ее часом позже в панике, заставившей ее обратиться к Богу в молитве. Она не обращалась к молитве с детства. Молитве о спасении родителей. Когда она, поддавшись панике, позвонила в аэропорт, служащий сначала заподозрил что-то неладное, потому что голос ее звучал так, словно она заранее знала, что самолет упадет. Вплоть до того момента, пока полиция обстоятельно не допросила ее и ей сказали, что ее родители погибли.
Ей стало интересно, какое отношение Мэнн мог иметь к этому — не такое большое, так как Господь вовремя не отреагировал на ее молитву. Но если он хотел забрать жизни ее родителей, он с таким же успехом мог забрать дюжину других жизней, стоило ему только захотеть. Или для Господа не имели значения отдельно взятые жизни, а только их число, статистика? Все это оправдывалось тем, что Бог мог жить после смерти.
Она пришла к этому заключению, окруженная своим миром на пустоши. Бормотание окружающего мира увядало в звуках ветра в ее ушах; туман был унесен за безмолвные утесы, которым, казалось, не будет конца. Диана словно упивалась безмолвием и одиночеством, она начала ощущать спокойствие, умиротворенность и готовность смириться со всеми своими потерями. Она чувствовала себя словно в конце туннеля, где заканчивалось ее одиночество и что-то новое ждало ее впереди.
