— И все-таки, — продолжала рассуждать Марина. — Не могли же три человека одновременно сойти с ума? При чем так… одинаково? Они, ведь, не стали поливать друг друга — они разделись, и вместе двинулись на людей.
— А что, в твою теорию о химическом оружии это вполне укладывается. Какое-то вещество, которое попадая в организм человека изменяет что-то в его мозгу. При чем изменяет у всех, кто попадает под его действие одинаково. Ты, ведь, не удивишься, если умрут все, кто вдохнет дозу Зарина? Так почему бы и этому нашему гипотетическому веществу не действовать одинаково на всех.
— А ведь и точно…
Девушки запрыгнули в автобус, не сговариваясь решив, что после сегодняшних испытаний им совершенно не хочется чапать три остановки до больницы пешком.
— Рассуждаем дальше, — продолжила Даша, сама увлекаясь построением этой теории. — Это наше гипотетическое отравляющее вещество действует следующим образом: меняет что-то в мозгу человека так, что он перестает считать себя человеком. Чтобы как-то показать свое отличие от людей, он раздевается! Но мало того, любой человек, оказавшийся рядом, отныне считается врагом и подлежит уничтожению.
— Но как тогда те, кто оказались под действием газа определяют, кто свой, а кто чужой? Ведь эти трое друг на друга не бросались. Может быть, кто голый, тот свой?
— Может быть, — пожала плечами Даша. — А может быть пораженные газом начинают выделять какой-то гормон, который и улавливают. Такая, вот, система идентификации. А вообще-то, Мариш, это бред сивого мерина! Не может быть такого газа, да и не могло быть никакой лаборатории на ГЭС. Где угодно, только не там!
— А почему бы и нет? — возразила Марина. — Кто ее там будет искать? ГЭС охраняется просто потому, что она — ГЭС. Ведь никого не удивляет тот факт, что на ГЭС нельзя останавливаться, что по ней нельзя ходит пешеходам. Чуть что — охрана уже бежит к тебе, не террорист ли ты! И вроде бы логично — жизненно важный для города объект… А что, если дело не только в плотине? Если там, внутри ГЭС, действительно лаборатория, в которой что-то сегодня и взорвалось?
— Теоретически — возможно, — согласилась Даша, признавая правоту подруги. — А практически… Мариш, мы, ведь, не в каком-нибудь боевике. Это реальная жизнь! В ней не строят секретных лабораторий возле крупных городов?
На ум ей, правда, тут же пришел сюжет новостей, виденный несколько лет назад. Она бы, скорее всего, и не обратила на него внимания, если бы человек, ставший его главным героем, не был ее однофамильцем. Журналисты брали интервью у человека, пятнадцать лет назад спасшего Екатеринбург от смерти, при чем эти слова не были преувеличением. Он был сторожем на военном заводе, производившем VX — мощнейший из отравляющих веществ. Газ, проникающий через дыхательные пути, или даже через поры кожи, и убивающий в течение одной — двух минут. И вот эту дрянь производили всего в десятке километров от города! И, наверное, только в Советском Союзе возможно было такое, что на военном заводе, продукцией которого можно было за час истребить половину Европы, ночью остался лишь один сторож!
От чего произошло возгорание, Даша уже не помнила. То ли замыкание, то ли что-то еще. Но факт в том, что загорелся склад, на котором штабелями были сложены контейнеры с VX-ом. И кабы не оказавшийся поблизости сторож — гореть бы всему этому газу синим пламенем, взрываться, улетать в атмосферу, и опускаться на Екатеринбург. Утром город напоминал бы Припять, с той лишь разницей, что Припять просто опустела, а Екатеринбург просто вымер бы за одну ночь.
Пятнадцать лет эта история хранилась в архиве, и вот, наконец, ее предали гласности. Естественно сторожу этому даже медаль не дали, ибо никакого пожара не было и не могло быть (ибо как мог произойти пожар на заводе, которого не существует?), но речь, собственно не об этом, а о том, что в России смертельно опасные объекты и миллионные города вполне могли мирно сосуществовать. До первой серьезной аварии!
Марина, кажется, подумала о том же.
— Это в Европе не строят, а у нас — пожалуйста. Так что, все может быть…
— Мариш, посмотри-ка мне в глаза! — велела Даша. — Скажи мне, только честно, ведь у тебя же не возникло бредовых мыслей о том, чтобы пробраться внутрь плотины? О том, чтобы снять сенсационный репортаж, за который тебе дадут Путлицеровскую премию?
— Что ты, нет, конечно! — воскликнула Марина. — Я, ведь, уже говорила, что я — не военный журналист и не искатель приключений.
— И это правильно! Потому что если ты полезешь туда и ничего не обнаружишь — тебя в лучшем случае поднимут на смех, а в худшем — упекут в тюрьму за проникновение на охраняемый объект. А вот если ты заберешься туда, и обнаружишь, что была права — тогда никаких «В лучшем случае» не будет. Тебя просто убьют!
— Все ты правильно говоришь, конечно, но… Но вдруг все действительно обстоит именно так, как мы с тобой сейчас предположили? Представляешь, что было бы, если бы ГЭС действительно обрушилась? И тогда не три человека, а десятки, а то и сотни тысяч разделись бы, и вышли на улицы, чтобы убивать любого, кто попадается ему под руку! Можешь себе такое представить?
— Могу… — Даша уже представила, и по ее спине поползли мурашки.
— На ГЭС я, конечно, не полезу, но покопаюсь в архивах — вдруг что интересное всплывет…
Автобус подкатывал к остановке.
— Ты домой? — спросила Марина.
— А что мне там делать? Сейчас начало сентября, школьники и студенты свои фотографии уже сделали — у меня уже неделю как клиентов нет. Прогуляюсь с тобой…
— Как клиентов нет? А тот… порнушник? Ты согласилась с ним работать?
— Еще нет, но, кажется, соглашусь.
— Это ты правильно мыслишь. Денег заработаешь, студию свою выкупишь, с долгами расплатишься. Да и работа — не самая худшая, какая могла быть!
В поликлинике, о чудо, не было очереди в регистратуру, но и на этом чудеса не закончились. Оказался на месте Маринин гинеколог, который, выслушав ее, тут же отправил ее делать УЗИ.
— С плодом все в порядке, — сказал он несколько минут спустя, разглядывая снимки. — По крайней мере, на первый взгляд. Но, кажется, ничего страшного и в самом деле не произошло. Кстати, у вас девочка.
— Девочка? Но ведь неделю назад вы еще не могли этого определить.
— То было неделю назад. Подрастает ваша дочка. Уже двигаться начала… Скоро пинаться будет. Легонько-легонько, у нее сил еще мало. Но вы почувствуете!
Марина улыбнулась, положив руку на живот.
— А не рановато ей пинаться? — спросила Даша. — Ей же только два месяца.
— Рановато, — согласился доктор. — Но это бывает, и не так уж редко. Я когда УЗИ вам делал, видел, как она двигалась… Егоза будет та еще!
