Чем дальше они двигались на запад, тем свежее становился след, и Ральфу все меньше нравились эти потеки и брызги. Там, где слизь капала на стальные рельсы, она съедала ржавчину, как антикоррозийная кислота. Сорняки, на которые она попадала, почернели и умерли — даже самые стойкие. Когда Ральф и Лоис миновали третье муниципальное поле и вошли в заросли сухих деревьев и Кустарника, Лоис вцепилась ему в рукав. Она указывала на что-то впереди. Большие пятна слизи Атропоса блестели, как густая краска, на стволах деревьев, жмущихся теперь к железнодорожной ветке, и в некоторых ямках между рельсами стояли целые лужи — там, где когда-то лежали шпалы, подумал Ральф.
[Ральф, мы подходим к тому месту, где он живет.]
[Да.]
[Что мы станем делать, если он вернется и обнаружит нас у себя?]
Ральф пожал плечами. Он не знал и не был уверен, что это его заботит. Пусть силы, которые двигали ими, как пешками на шахматной доске — те, которые мистер К. и мистер Л. называли Высшей Целью, — беспокоятся об этом. Если Атропос появится, надо выдернуть у этого маленького лысого говнюка язык и удавить его им. И если это рассыплет чью-то корзину с яблоками, так тому и быть. Он не мог брать на себя ответственность за грандиозные планы и Долгосрочные дела; его дело — заботиться о Лоис, которая подвергалась опасности, и попытаться остановить резню, которая должна произойти неподалеку отсюда всего через несколько часов. И кто знает? Может, у него даже останется немного времени, чтобы постараться защитить свою собственную, слегка омоложенную, персону. Вот что он должен делать, и если маленький поганый ублюдок встанет у Ральфа на дороге, одним из них будет меньше. Если это не входит в планы больших ребят, что ж, тем херовее для них.
Лоис видела большую часть всего этого в его ауре — он смог прочесть это в ее собственной, когда она коснулась его руки и он обернулся к ней.
[Что это значит, Ральф? Что ты попытаешься убить его, если он встанет у нас на пути?]
Он обдумал это и кивнул:
[Ага… Именно так.]
Она подумала и тоже кивнула:
[Ральф?]
Он взглянул на нее, приподняв брови.
[Если это будет необходимо сделать, я помогу тебе.]
Его почему-то очень тронуло это, и он постарался скрыть от нее остальные мысли: о том, что единственная причина, по которой она все еще с ним, это чтобы он мог следить за ней и оберегать ее. Эта мысль возвращала его к ее сережкам, но он оттолкнул от себя их образ, не желая, чтобы она увидела — или хотя бы заподозрила — их присутствие в его ауре.
Тем временем мысли Лоис потекли в другом, более безопасном направлении.
[Даже если мы попадем туда и выберемся оттуда, так и не встретив его, он узнает, что кто-то побывал там, правда? И наверное, узнает кто.]
Ральф не мог отрицать этого, но не думал, что это имеет большое значение; их возможности и задачи были сейчас сведены лишь к тому, чтобы там побывать, во всяком случае, пока. Они будут идти шаг за шагом и просто надеяться на то, что, когда завтра утром взойдет солнце, они еще останутся здесь и смогут увидеть восход. Хотя, будь у меня выбор, я бы, наверное, проспал восход, подумал Ральф, и слабая задумчивая улыбка тронула уголки его рта. Господи, кажется, прошли годы с тех пор, как я просыпал его. Тут его мысли перескочили на любимую поговорку Кэролайн о том, как неблизок путь обратно в Райский Сад. Сейчас ему казалось, что Райским Садом может быть простая возможность спать до полудня или… быть может, чуть дольше.
Он взял Лоис за руку, и они снова двинулись вперед, по следу Атропоса.
6
В сорока футах к востоку от изгороди, идущей по краю аэропорта, ржавые рельсы обрывались. Однако след Атропоса шел дальше, хотя и недолго; Ральф был вполне уверен, что различает то место, где он кончался, и в его мозгу вновь вспыхнул образ их двоих, привязанных к спице огромного колеса. Если он не ошибся, берлога Атропоса была на расстоянии броска камня от того места, где Эд когда-то врезался в пикап толстяка с бочками удобрений.
Подул ветер, донося до них поганый гнилой запах откуда-то поблизости и с чуть более далекого расстояния голос Фэя Чапина, разглагольствующего перед кем-то на свою излюбленную тему: «…Что я всегда говорю! Маджонг похож на шахматы, шахматы похожи на жизнь, так что если ты умеешь играть хоть в одну из этих…» Ветер снова стих. Ральф по-прежнему слышал голос Фэя, если напрягал слух, но перестал различать слова. Впрочем, это не имело значения; он столько раз слышал эту лекцию, что прекрасно знал, как она будет развиваться.
[Ральф, эта вонь невыносима! Это он, да?]
Ральф кивнул, но не думал, что Лоис видела это. Она крепко сжимала его руку в своей, глядя прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Грязный след, начинавшийся У дверей Общественного центра, заканчивался у основания пьяно наклонившегося мертвого дуба в двухстах футах от них. Дерево было мертво и склонилось так по вполне очевидной причине: одна сторона почтенного «старца» была очищена как банан ударом молнии. Трещины, пробоины и выпуклости его серой коры, казалось, принимали формы полузахороненных, молча вопящих лиц. Дерево простирало свои голые ветви к небу, как мрачные иероглифы, один из которых страшновато походил — во всяком случае, в воображении Ральфа — на японские значки, означающие «камикадзе». Молния, убившая дерево, не сумела повалить его, но потрудилась на славу. Часть широких разлапистых корней со стороны аэропорта была просто выдернута из земли. Эти корни, тянувшиеся под окруженным цепью забором, вытащили одну его секцию, вздернув и завалив ее вперед, как приподнятый с одной стороны колокол, заставивший Ральфа впервые за долгие годы вспомнить своего друга детства по имени Чарльз Энгстром.
— Не смей играть с Чакки, — вечно твердила Ральфу его мать. — Он грязный мальчишка.
Ральф не знал, грязный Чакки или нет, но хулиган — это точно. Чакки Энгстром любил прятаться за деревом в своем палисаднике, держа в руках длинную ветку, которую он называл «палка-гляделка». Когда мимо проходила женщина в длинной широкой юбке, Чакки подкрадывался к ней сзади на цыпочках, подцеплял «палкой-гляделкой» нижний край юбки и дергал вверх. Довольно часто ему удавалось посмотреть, какого цвета было у женщины нижнее белье (цвет дамского белья очаровывал Чакки), прежде чем она догадывалась, что произошло. И гналась за дико хохочущим пареньком до самого его дома, грозя пожаловаться его матери. Вздернутый корнями старого дуба и заваленный забор напомнил Ральфу то, как выглядели юбки жертв Чакки, когда он начинал поднимать их своей «палкой-гляделкой».
