В эту минуту даже сквозь ее оглушительные вопли я расслышал грохот – дверь сотрясалась под мощными ударами кулаков Мариуса, и до меня донесся его голос, казалось, не менее громкий, чем ее крик.
Я мог лишь беззвучно шевелить губами, а из ушей у меня текла кровь.
Каменные тиски, сжимающие мою голову, неожиданно ослабли. Я с грохотом рухнул на пол и растянулся на нем во весь рост. На грудь мою опустилась огромная холодная нога. Еще мгновение – и он просто раздавит меня. С пронзительным криком она бросилась ему на спину и обхватила его рукой за шею. Мне хорошо были видны ее сдвинутые брови и развевающиеся черные волосы.
И тут до меня донесся голос Мариуса, который обращался к Энкилу из-за закрытой двери:
– Только попробуй убить его, Энкил, и я уведу ее от тебя навсегда! А она поможет мне сделать это! Клянусь!
Внезапно наступившая тишина была поистине оглушительной. По шее у меня стекали теплые струйки крови.
Она отступила в сторону и посмотрела прямо перед собой, и в тот же миг створки дверей распахнулись с такой силой, что с грохотом ударились о стены узкого прохода. Надо мной внезапно возник Мариус. Он обеими руками сжимал плечи Энкила, который, казалось, вновь утратил способность двигаться.
Нога соскользнула с моего живота, оцарапав кожу, и исчезла. До меня донеслись слова Мариуса, точнее даже не слова, а мысли:
– Уходи, Лестат! Беги!
Я с огромным трудом сел и увидел, что он заставляет их обоих медленно пятиться к шатру. Глаза их были устремлены прямо на него. Акаша крепко вцепилась в руку Энкила, и лица их вновь были спокойными. Впервые в этом спокойствии я увидел апатию и безразличие, мне показалось, что лица их лишены выражения заинтересованности, любопытства и напоминают скорее маски смерти.
– Беги, Лестат! – не оборачиваясь, повторил Мариус. И я повиновался.
Когда Мариус наконец вернулся в ярко освещенную гостиную, я стоял в дальнем углу террасы. Я все еще ощущал жар в своих венах, мне казалось, что мои сосуды дышат и живут сами по себе. Далеко внизу я видел темные силуэты окутанных туманом островов и слышал, как вдоль дальнего берега движется какой-то корабль. Но в голове у меня была только одна мысль: если Энкил нападет на меня снова, я могу просто перепрыгнуть через ограждение террасы. Могу броситься в море и уплыть. Я ощущал его руки, сжимающие мою голову, и холод его ступни на своей груди.
Дрожа с головы до ног, я стоял, прижавшись к каменному парапету. Царапины на лице давно зажили, но на руках осталась засохшая кровь.
Едва Мариус показался на террасе, я принялся просить у него прощения.
– Прости меня, прости за то, что я посмел так поступить, – молил я. – Я и сам не знаю, почему я это сделал. Мне не следовало… прости… Клянусь, Мариус, мне очень жаль. Никогда больше я не сделаю ничего против твоей воли!
Сложив на груди руки и пылая от ярости, он смотрел прямо на меня.
– Ты помнишь, Лестат, что я говорил тебе прошлой ночью? – спросил он. – Ты поистине дьявольское отродье!
– Прости меня, Мариус! Пожалуйста, прости меня! Я не думал, что произойдет что-либо подобное. Я был уверен, что ничего не случится…
Он жестом приказал мне успокоиться и следовать за ним вниз, на скалы, потом скользнул через парапет и пошел первым. Я направился следом, ощущая смутный восторг от той легкости, с которой мы двигались. Однако я еще не настолько пришел в себя, чтобы думать о такого рода вещах. Я по-прежнему ощущал ее неуловимое присутствие, чувствовал ее аромат, хотя сама по себе Акаша не имела запаха, – разве что аромат цветов и благовоний, наполнявший святилище, мог каким-то образом впитаться в ее упругую белую кожу. Какой хрупкой казалась мне она, несмотря на всю ее твердость и холодность.
По скользким камням мы спустились до покрытого светлым песком берега. Мы молча шли рядом, вглядываясь в открытое пространство моря за белыми шапками пены на гребнях волн, разбивающихся о прибрежные скалы или накатывающихся на плоский песчаный пляж. В ушах у меня свистел ветер, и меня вновь охватило чувство одиночества, которое я всегда испытывал в подобных ситуациях, – рев ветра заглушает не только все окружающие звуки, но все наши ощущения.
Я постепенно успокаивался и в то же время все больше возбуждался, чувствовал себя все более несчастным.
Мариус обнял меня точно так же, как это делала Габриэль, и меня совершенно не интересовало, куда мы направляемся, а потому я был очень удивлен, когда увидел перед собой небольшую бухту, в которой покачивалась на якоре лодка с одной парой весел.
Мы остановились, и я вновь стал просить Мариуса простить меня.
– Мне действительно очень жаль, что все так получилось! Клянусь тебе! Я не верил…
– Только не говори мне, что ты жалеешь, – спокойно ответил Мариус. – На самом деле теперь, когда ты чувствуешь себя в безопасности, а не валяешься, как раздавленная яичная скорлупа, на полу святилища, ты ни капельки не жалеешь о случившемся.
– Но ведь дело совсем не в этом, – ответил я и разрыдался.
Достав носовой платок – непременную принадлежность джентльмена восемнадцатого века, – я вытер кровь с лица. Меня по-прежнему не покидало ощущение ее объятий, вкуса ее крови. Я заново переживал все происшедшее. Если бы Мариус не появился так вовремя…
– Но что все-таки произошло, Мариус? Что ты увидел?
– Мне очень хотелось бы оказаться там, где он не сможет нас услышать, – устало ответил он. – Сейчас просто безумие говорить или думать о том, что может возбудить его еще больше. Я должен подождать и позволить ему впасть в прежнее состояние.
Он повернулся ко мне спиной, кипя от ярости.
Но разве мог я заставить себя не думать об этом? Как бы мне хотелось выбросить из головы все мысли! Но они так же, как и ее кровь, стали неотъемлемой частью моего существа. Внутри ее холодного тела был по-прежнему заключен разум, у нее сохранился аппетит, и ее пылающая душа горячими волнами разливалась сейчас по моим венам. Я не сомневался, что именно Энкил мертвой хваткой сдерживает ее. Я возненавидел его! Возжаждал уничтожить его! В голову мне одна за другой приходили самые безумные идеи, я строил невероятные планы относительно того, каким образом можно убить его, не подвергая опасности нас и сохранив Акашу.
Однако мечты мои не имели никакого смысла. Ведь сначала демоны проникли в его тело… А что, если все произошло совсем не так?..
– Мальчишка! И думать об этом не смей! – вспылил Мариус.
Я опять заплакал. Я ощущал прикосновение ее губ к своей шее, а на моих губах оставался вкус ее крови. Я взглянул на разбросанные по ночному небу звезды, и в эти минуты даже они, грандиозные и вечные в своем величии, показались мне бессмысленными и заключающими в себе угрозу. Я едва сдерживался, чтобы не закричать, комок подступил к горлу.
