Под качалкой не оказалось ничего, кроме пыли и розового вязаного детского носочка.
Следовало бы знать, что это будет не так просто, подумал Ральф, поднимаясь на ноги. Он вдруг ощутил, что выдохся. Они без труда отыскали расческу Джо, и это хорошо, пожалуй, даже замечательно, но Ральф боялся, что это просто везение новичка. Сережки Лоис по-прежнему оставались нерешенной проблемой… И конечно, что-то там еще, для чего их послали сюда. А что именно? Он не знал, и если кто-то сверху и посылал им инструкции, они не доходили до него.
[Лоис, ты хоть смутно представляешь себе…]
[Тс-с-с!]
[Что это? Лоис, это он?]
[Нет! Тише, Ральф! Замолкни и слушай!]
Он прислушался. Поначалу он ничего не услышал, а потом ощущение короткого напряжения — щелчок — снова возникло у него в мозгу. На этот раз оно было очень медленным и осторожным. Он скользнул чуть дальше вверх, легонько, как перышко в потоке теплого воздуха. И тут же услыхал низкий скрипучий звук, словно от бесконечно скрипящей двери. В нем было что-то знакомое — даже не в самом звуке, а связанных с ним ассоциациях. Он был похож на…
…сигнализацию от взломщиков или, может быть, дымоуловитель. Он сообщает нам, где находится. Он зовет нас. Лоис сжала его ладонь холодными как лед пальцами.
[Вот оно, Ральф, — вот то, что мы ищем. Ты слышишь?]
Да, конечно, он слышал. Но чем бы ни был этот звук, он не имел никакого отношения к сережкам Лоис, а без сережек Лоис он отсюда не уйдет.
[Пошли, Ральф! Пошли! Мы должны найти это!]
Он позволил ей повести себя в глубь комнаты. Почти везде груды сувениров Атропоса были по меньшей мере на три фута выше их голов. Как недоносок вроде Атропоса смог устроить этот фокус, Ральф понятия не имел — быть может, левитация, — но в результате он быстро утратил всякое ощущение направления, пока они блуждали тут, беспорядочно сворачивая и иногда, казалось, двигаясь в обратном направлении. Ральф был уверен только в том, что низкий стон звучал у него в ушах все громче; по мере приближения к его источнику звук становился все больше похож на крайне неприятное жужжание насекомого. Ральф все время ожидал, что вот они свернут за угол и гигантская саранча уставится на них своими тусклыми черно-коричневыми глазами, огромными, как грейпфруты.
Хотя ауры отдельных предметов, которыми был забит этот проход склада, совсем поблекли, как аромат лепестков цветка, зажатого между страничками книги, они все еще были тут, под вонью Атропоса, и на этом уровне восприятия, когда все чувства полностью проснулись и раскрылись, невозможно было не ощущать эти ауры и не поддаваться их воздействию. Эти безмолвные остатки мертвецов Случая были одновременно жуткими и величественными. Ральф понял, что это место — нечто большее чем музей или крысиное логово; это была богохульная церковь, где Атропос принимал свою версию причастия — горе вместо хлеба и слезы вместо вина.
Каждый неверный шаг по этим узким зигзагообразным проходам приносил отвратительные, надрывающие душу ощущения. Каждый не совсем бесцельный поворот открывал сотни новых предметов, которые Ральф хотел бы никогда не видеть и не помнить; каждый предмет издавал свой тихий вопль боли и изумления. Ему не надо было задаваться вопросом, испытывает ли Лоис то же самое, — она все время тихонько всхлипывала рядом с ним.
Вот валяются детские санки «Гибкий полет» с завязанной узлом веревочкой, все еще болтающейся на руле. Мальчик, которому они принадлежали, умер от судорог морозным январским днем в 1953 году.
Вот жезл с ручкой, обернутой пурпурно-белыми креповыми спиральками, предназначенный для девушки, участвовавшей в торжественном параде. Его владелицу изнасиловали и забили камнями осенью 1967-го. Ее убийца, которого так никогда и не поймали, засунул тело в маленькую пещеру, где ее кости — вместе с костями еще двух несчастных жертв — лежат до сих пор.
Вот брошка женщины, которую ударил свалившийся кирпич, когда она шла по Мейн-стрит, чтобы купить свежий номер журнала «Вог»; выйди она на тридцать секунд раньше или позже из дома, осталась бы в живых.
Вот нож мужчины, случайно убитого на охоте в 1937-м.
Вот компас бойскаута, упавшего и сломавшего себе шею, когда бродил по горе Катадин.
Кроссовка маленького мальчика по имени Гэйдж Крид, которого переехал мчавшийся грузовик с цистерной на шоссе № 15 в Ладлоу[67].
Кольца и журналы; цепочки от ключей и зонты; шляпы и очки; погремушки и радиоприемники. Разные вроде бы предметы, но Ральфу подумалось, что все они суть одно и то же: слабые, печальные голоса людей, оказавшихся вычеркнутыми из сценария в середине второго акта, когда они еще заучивали свои тексты на третий; людей, которых бесцеремонно вышвырнули до того, как они успели закончить свою работу, выполнить свои обещания; людей, чья единственная вина заключалась в том, что они родились в Случае… И приковали к себе взор безумца со ржавым скальпелем.
Лоис, всхлипывая: [Я ненавижу его! Как же я его ненавижу!]
Ральф ее понимал. Одно дело слушать рассказы Клото и Лахесиса о том, что Атропос тоже является частью большой картины, что он даже может сам служить Высшей Цели, и совсем другое — видеть вылинявшую кепку с эмблемой хоккейной команды «Бостон брюинз», принадлежавшую маленькому мальчику, который свалился в заросшую дыру погреба и умер в темноте, умер в агонии, потеряв голос после того, как шесть часов кричал, зовя свою мать на помощь.
Ральф протянул руку и быстро коснулся кепки. Ее владельца звали Билли Уэзерби. Последняя его мысль была о мороженом.
Рука Ральфа стиснула ладонь Лоис.
[Ральф, о чем ты? Я слышу, что ты думаешь — уверена, что слышу, — но это все равно как слушать шепот.]
[Я думал, что хочу нарубить котлет из этого маленького ублюдка, Лоис. Может, нам удастся показать ему, каково это — лежать ночью без сна. Как ты думаешь?]
Хватка ее ладони стала жестче. Она кивнула.
5
Они добрались до места, где коридор, по которому они шли, разветвлялся на узенькие дорожки. Низкое ровное жужжание раздавалось слева, причем, судя по звуку, не очень издалека. Теперь они уже не могли идти рядом, и чем дальше они пробирались по проходу, тем уже он становился. В конце концов Ральфу пришлось двигаться боком.
Красноватые выделения, которые оставлял за собой Атропос, были здесь очень густыми — они капали с наваленных груд сувениров и образовывали на грязном полу маленькие лужицы. Лоис теперь до боли сжимала руку Ральфа, но он не жаловался.
