Он дал мне две пятидолларовых бумажки и сказал, что сдачу я могу оставить себе. А я говорю: «По-моему, я вспомнил, где я вас видел». А он говорит: «Ну что ж, может быть, и так», и улыбается своей странной улыбкой, от которой у меня мурашки бегут по коже. А все это время Хэнк Вилльямс продолжает петь о том, как он едет в город. Я говорю: «Если вы тот, кто я думаю, то вы должны быть мертвы». Он говорит: «Не всегда доверяй своим глазам, парень». Я говорю: «Вам нравится Хэнк Вилльямс?» Все, что я мог придумать. Потому что я понял, Фрэнни, что если я не скажу хоть что-нибудь, то он просто поднимет стекло и выедет на дорогу… и я хотел, чтобы он уехал, но я также и не хотел этого. Пока не хотел. Пока не появится полная уверенность.
Он говорит: «Хэнк Вилльямс – один из лучших. Мне нравится музыка родхауз». А потом он говорит: «Я еду в Новый Орлеан, всю ночь буду на колесах, завтра буду целый день отсыпаться, а потом на всю ночь закачусь в кабак. Он точно такой же? Новый Орлеан?» А я спрашиваю: «Такой же, как что?» А он говорит: «Ну, ты меня понял». А я говорю: «Ну, весь юг одинаков, хотя там впереди гораздо больше деревьев». И тут он засмеялся. И говорит: «Может быть, еще встретимся». Но я не хотел с ним снова встретиться, Фрэнни. Потому что у него были глаза человека, который долго смотрел в темноту и, похоже, начал кое-что в ней различать. Думаю, если я когда-нибудь увижу этого Флегга, глаза у него будут примерно такие же.
Стью покачал головой.
– Я часто думал об этом. Думал достать кое-какие его записи, но мне не хотелось их слушать. Его голос… голос хороший, но у меня от него мороз по коже.
– Стюарт, о ком ты говоришь?
– Ты помнишь рок-группу под названием «Дорз»? Тот парень, который остановился в ту ночь на заправке в Арнетте был Джимом Моррисоном. Я в этом уверен.
Рот ее открылся от удивления.
– Но он умер! Он умер во Франции! Он… – А потом она запнулась. Потому что со смертью Моррисона была связана какая-то странная история. Какая-то тайна.
– Ты уверена? – спросил Стью. – У меня есть сомнения на этот счет. Может быть, он и умер, а парень, которого я встретил, был просто на него похож, но…
– Ты действительно думаешь, что это был он? – спросила она.
Теперь они сидели на ступеньках своего дома, прижавшись друг к другу плечами, как маленькие дети, которые ждут, когда мама позовет их на ужин.
– Да, – сказал он. – Да, я так думаю. И до этого лета я думал, что это происшествие будет самым странным в моей жизни. Господи, как я ошибался.
– И ты никогда никому не рассказывал, – восхитилась она. – Видел Джима Моррисона годы спустя после его предполагаемой смерти и никогда никому не рассказывал. Стюарт Редман, должно быть, когда Бог посылал тебя в мир, Он вместо рта дал тебе замок с шифром.
Стью улыбнулся.
– Ну, прошли годы, как обычно пишут в книжках, и каждый раз, когда я думал о той ночи, я все больше уверялся в том, что в конце концов это был не он. Просто кто-то похожий на него. И это воспоминание перестало беспокоить меня. Но в последние несколько недель я не раз ловил себя на том, что снова думаю об этом. И все больше уверяюсь в том, что это был он. Черт возьми, да он до сих пор мог остаться в живых. Вот это было бы по-настоящему забавно, правда?
– Если он и жив, – сказала она, – то он не здесь.
– Да, – согласился Стью. – Вряд ли бы он здесь оказался. Понимаешь, я видел его глаза.
Она положила руку ему на плечо.
– Ну и история.
– Да, и на каждые двадцать миллионов жителей этой страны найдется хотя бы один с точно такой же… только насчет Элвиса Пресли или Говарда Хьюгса.
– Больше уже не найдется.
– Ты права. Гарольд сегодня был на высоте, правда?
– По-моему, это называется «переменим тему разговора», не так ли?
– Может быть, и так.
– Да, – ответила она. – Он действительно был на высоте.
Он улыбнулся, уловив в ее тоне нотки раздражения.
– Перепугалась немного, правда?
– Да, но тебе я в этом не признаюсь. Ты теперь играешь на стороне Гарольда.
– Нет, это несправедливо, Фрэн. Я тоже испугался. У нас прошли два предварительных собрания… нам казалось, что мы все продумали и предусмотрели… и тут появляется Гарольд. Пара слов здесь, пара слов там, а потом и спрашивает: «Разве вы не это имели в виду?» А мы отвечаем: «Да, спасибо, Гарольд. Ты совершенно прав». – Стью покачал головой. – Предложил проголосовать общим списком. Как это мы сами не догадались, Фрэн? Какая отличная идея!А мы даже ни разу не обсуждали ее.
– Ну, никто из нас не знал точно, в каком они будут настроении. Я думала, что после ухода Матушки Абагейл люди могут помрачнеть или даже озлобиться. А еще этот Импенинг, который разговаривает с ними, как какой-нибудь черный ворон…
– Как бы ему заткнуть рот, – произнес Стью задумчиво.
– Но все оказалось иначе. Они были так… преисполнены ликования просто из-за того, что оказались вместе. Ты почувствовал это?
– Да.
– Не думаю, что Гарольд спланировал все заранее. По-моему, он просто уловил момент.
– Я просто не знаю, как к нему относиться, – сказал Стью. – В тот вечер, когда мы искали Матушку Абагейл, мне его стало ужасно жалко. Когда подъехали Глен и Ральф, он выглядел просто ужасно, словно вот-вот готов был упасть в обморок. Но когда сегодня мы разговаривали на лужайке, и все стали поздравлять его, мне показалось, что он раздулся как жаба. Словно снаружи он улыбался, а внутри думал: «Ну вот, теперь вы видите, чего стоит ваш комитет, горстка идиотов?» Он похож на один из этих паззлов, которые в детстве никак не получалось собрать.
Фрэн вытянула ноги и посмотрела на них.
– Раз уж зашла речь о Гарольде, скажи мне, Стюарт, не замечаешь ли ты чего-нибудь необычного в моих ногах?
Стью посмотрел на них оценивающе.
– Нет. Разве что эти странные туфли из магазина на нашей улице. Ну а еще, конечно, они очень большие.
Она шутливо ударила его.
– Эти туфли очень полезны для ног. Все журналы говорят так. И у меня седьмой размер, для информации, что вовсе не так уж много.
– Ну и при чем тут твои ноги? Уже поздно, радость моя.
– Да ни при чем, наверное. Просто Гарольд все время смотрел на мои ноги, когда мы сидели на лужайке после митинга. – Она покачала головой и слегка нахмурилась. – С чего бы это Гарольду Лаудеру интересоваться моими ногами? – спросила она.
Ларри и Люси вернулись домой одни, взявшись за руки. Лео ушел раньше, чтобы побыть с «мамой-Надин».
Теперь, когда они подходили к двери, Люси сказала:
– Ну и митинг же у нас был. Я никогда не думала…
