Недоставало мне теперь лишь того, кто понесёт меня по этому пути, и ещё одной вещи. У меня было время до рассвета, чтобы вернуть себе голос и вызвать Зверя. Вызвать там, у его Башни, где всегда стоит запах пепла.
Лес сомкнулся надо мной, сухие листья шептали мне, но я не в силах был им ответить. Наступала ночь, а в темноте все мои дороги были короче.
По пути, забравшись достаточно далеко в низины — никто не тронул меня в лесной тьме, я всегда любил этот лес и никогда не причинял вреда его обитателям, — я выбрал ложбину меж огромных корней, сел и достал книгу.
Я знал, кто и как лишил меня голоса, теперь нужно было узнать, как произнести хотя бы одно слово. А лучше два.
«Воцемал», как и все подобные вещи, нельзя читать при свете дня. Вот почему у Хинги в доме всегда темно. Тут, в низинах Лагвуда, было ещё темнее, а значит, книга легче расстанется со своими секретами. Я не был таким хорошим книжником, как Хинга.
И, под чьё-то тихое рычание глубоко в лесу, согревающее моё усталое сердце, да под робкий шорох перьев Прокла, некрепко задремавшего в клетке, я стал читать. Темнота помогала знакам проникать в моё сознание. Я должен был хорошо разобраться в ритуале и найти подтверждение своим догадкам: чтобы отнять свой голос у Горна, хотя бы на несколько секунд, мне требовался голос колдуна, голос или язык мастера, изготовившего Горн; то, что сгодилось бы за мой голос или язык, и звук самого Горна. Полностью вернуть себе Голос, тот, который с большой буквы, я мог, лишь завладев Горном, а он был у Беймиша.
Прочитав всё и повторив про себя, я закрыл книгу и положил её меж корней. Лучше ей оставаться здесь.
Потом открыл клетку с Проклом и взял ворона на руки.
«Будешь говорить вместо меня, птица», — подумал я, и, да, ворон произнёс эти слова вместо меня.
Прокл согласно каркнул в ответ самому себе. Я произнёс его голосом простое заклинание, которое связало нас. Словесная магия всегда удавалась мне лучше, чем остальным. И хотя в итоге это привело меня туда, где я находился сейчас, в том числе и к потере Голоса, моей силы, возможности словом управлять всем, чем я хотел, — на такую мелкую магию, как заставить говорящую птицу произносить мои мысли, меня пока хватало. Но чувствовал я себя не очень хорошо. Саднила щека, рана на ноге до сих пор кровоточила, и ныло, не переставая, сердце — даже здесь, в середине милого мне леса.
Итак, какой-никакой голос у меня теперь был. Трубить в Горн при моём приближении Беймиш будет обязательно — без него он не сможет руководить обороной башни. Я позаботился о том, чтобы он узнал о моём приближении, оставив в живых Хингу.
Теперь уже все знали, что я иду. Если, конечно, кто-то посчитал нужным сообщить Бауту. Но Дрейн, брат Хинги, точно знал. Что ж, пришло время проведать и его — стало светлее, луна обогнала медленно наползающую грозу, зашумел в верховьях влажный ветер, и я продолжил свой путь сквозь ночной лес. Погони за мной так и не случилось.
Наступил поздний вечер, когда я вышел из леса; мой плащ цвета сумерек покрывали сор и паутина, подол был влажен, а сапоги в грязи.
Ворон сидел на моём плече и никуда не улетал.
Он был полезной находкой — предстоял разговор, не менее сложный, чем с Хингой. И мне хотелось иметь возможность изъясняться как-нибудь, кроме как знаками на бумаге. Здесь бумаги не было, здесь меня ждал металл. Что, в принципе, было бы неплохо, не поджидай меня и кузнец.
Но я должен был с ним встретиться. С тех пор, как закончился тот последний бой, в котором людские силы пали, мой конь оставался у него.
Впереди, в темноте, освещаемый сполохами горна, виднелся Двор Дрейна. Низкие крыши отсвечивали под иззубренным месяцем.
К нему легко было проникнуть: мой меч разрезал железные прутья ворот, словно заросли крапивы, и я вошёл во двор лучшего мастера магии на этой стороне мира. Кузнец был искусен во всём, что касалось изготовления вещей.
Да, это он ковал Сталь. Теперь я шёл за ним со Сталью в руке.
Да, это он подковывал моего коня. Теперь я шёл забрать его.
И, конечно, это он ковал Горн. И мне нужен был его язык.
Дрейн бил молотом по заготовке, не обращая на меня внимания. Шлем он не снимал, даже оставаясь в одном кожаном переднике на голый торс. На каждый удар я просто делал шаг, пока не оказался достаточно близко, чтобы он почувствовал моё присутствие.
Его кожа казалась свинцовой, клиновидные нащёчники шлема оставляли на виду злой рот, полный железных зубов. Он не слишком-то походил на человека. Не более, чем я. И почти не уступал мне ростом.
— Ты? — взревел он, скорее в страхе, чем в ярости, но перехватил свой молот и размахнулся. И я понял, что он, увлечённый работой, ничего не успел узнать, даже если Хинга послала ему весть.
Пред глазами на мгновение встала картина — молотобойцы Гейр, запах жжёной плоти, брызги крови и тупой грохот уничтожаемого металла.
Гейр. Я отомщу за тот бой. Пусть путь к Башне предстоит ещё долгий.
Я отбил его первый замах, да и второй тоже. Он сражался левой рукой, как делал и всё остальное. Третью атаку я пропустил, и его молот обрушился на моё плечо. Прокл взмыл в сторону мгновением раньше, и страшный удар швырнул меня на колено.
Доспех, кованный этим самым молотом, лопнул, плечо онемело.
Он выпустил молот и отступил.
Молот продолжал держаться в воздухе.
Кузнецу не обязательно касаться своего инструмента, чтобы заставить его работать. Он был мастером, достойным занимать трон Беймиша. Но мне нужно было одолеть его.
Ещё один удар. Панцирь треснул, осколок вонзился мне в бок, и я едва успел прикрыться рукой от удара в голову.
Ворон кружил надо мной, крича. Он мог кричать. Я — нет, даже от боли.
Я ударил мечом прямо по бойку молота.
Я никогда не думал, что мне придётся такое сделать. Инструмент, выковавший Сталь, вроде бы был сильнее. Но Сталь, владычица над всем металлом, имела верховную власть. Я не знал, что получится.
Получился удар страшной силы, меч вывернуло из моих рук, молот отлетел к стене и упал на землю, а я вскочил на ноги и рванулся к Дрейну.
Я свалил его ударом
