Когда наконец очутились в России и автобус, набирая скорость, помчался по Таллиннскому шоссе мимо сонных деревень с засыпанными снегом домиками и редкими дымками, поднимающимися из труб, мимо лесов с елями и березами, с прорисованными снежной пылью веточками, мимо заправок с ярко светящимися кафе, Дмитрий Алексеевич почувствовал едва ли не счастье.
«Кажется, все осталось позади, – думал он, – можно выбросить из головы весь этот кошмар с таинственными убийствами и заняться дома своими собственными делами. Которых, надо думать, накопилось великое множество…»
Соседка его снова крепко спала и даже пыталась во сне приткнуться к нему поближе. Старыгин отодвигался как только мог, но автобус тряхнуло на повороте, и коротко стриженная голова утвердилась все же у него на плече. Дмитрий Алексеевич мысленно вздохнул и решил покориться неизбежному. Однако плечо вскоре затекло, и он попытался вернуть женщину в вертикальное положение.
– В чем дело? – Она глядела на него со сна сердитыми глазами.
– Да ни в чем! – рассердился в свою очередь он. – Возьмите наконец себя в руки и не валитесь на плечо незнакомому человеку! Я, может быть, тоже хочу отдохнуть в дороге!
– Думаете, мне самой это нравится? – по-прежнему агрессивно спросила она.
– Уж не знаю! – Он пожал плечами.
– Послушайте, я не спала ночь, а завтра у меня сложнейшая операция. Я должна быть в форме, а для этого нужно выспаться. И вы мне не сможете помешать это сделать!
– Пока что вы мешаете мне! – буркнул Старыгин и подумал про себя, до чего же неприятная ему попалась попутчица.
Она пробормотала себе под нос что-то нелестное про некоторых занудных типов, которым нечего делать в дороге, оттого они и цепляются к людям. Дмитрий Алексеевич окончательно обиделся и решил, что больше не скажет соседке ни слова.
Он попытался задремать, однако перед глазами вдруг возникло лицо мертвой женщины, которую он нашел поздно вечером в темном переулке совсем недалеко от Ратушной площади. Старыгин против воли вспомнил ее широко открытые глаза, глядящие в ночное небо. В глазах этих не было ужаса, они смотрели отрешенно, безразлично. И лицо не исказилось от страха, на нем проступало странное удовлетворение. Весь вид этой при жизни холеной, дорого и со вкусом одетой женщины соответствовал стихам, что были написаны на пожелтевшем листке. Старыгин тотчас вспомнил эти стихи:
Шелка и бархат истлеют в прах
Румяна – какой в них прок?
Возьмешь с собою лишь стыд и страх
В последнюю из дорог…
Листок с этими стихами он держал тогда в руке. Листок был вырван из той же книги, что купил перед своей смертью профессор Хендрик Саар. Неизвестный убийца похитил книгу у своей первой жертвы и потом с упорством, достойным лучшего применения, вырывал из нее листки со стихами и подкладывал к телам последующих жертв.
Профессору он подложил листок с другими стихами, хотя суть была та же:
От многих знаний много вреда,
Всех ждет один конец.
И книги тебе не помогут, когда
Придет за тобою жнец.
И этому несчастному убитому священнику он подложил свой листок, Старыгин видел его в полиции, но стихи врезались в память:
Ни ладан церковный тебя не спасет,
Ни темные лики икон.
Костлявый хозяин с собой несет
Единый для всех закон.
Старыгин не осознавал, что бормочет врезавшиеся в память стихи вслух. И с удивлением услышал вдруг, как рядом женский хрипловатый голос говорит нечто подобное:
– Бокалов звон и бренчанье шпор,
Малиновый плащ с плеча —
Но помни! Уже занесен топор
Безносого палача.
В полном изумлении Старыгин повернулся к соседке:
– Вы знаете латынь?
– Отчего вас это удивляет? – ответила она вопросом на вопрос и добавила с плохо скрытой досадой: – Ну все, сон пропал, все-таки вы меня разгуляли.
На этот раз Старыгин не обиделся, потому что женщина его заинтриговала.
– Откуда вы взяли эти стихи? Где вы их прочли?
– Не помню… – равнодушно ответила она, – когда-то давно читала, вот сейчас по аналогии вспомнила…
Как уже говорилось, Дмитрий Алексеевич Старыгин был талантливейшим реставратором средневековой живописи. Он обладал острым глазом, твердой рукой, а также осторожностью, хорошо знал историю и литературу, говорил на нескольких языках, знал латынь, чтобы читать старинные манускрипты и трактаты. Но самым главным его качеством, тем, которое помогало ему в работе, являлась феноменальная профессиональная интуиция. Когда Старыгин бывал в ударе, он мог бросить один-единственный взгляд на картину, чтобы угадать под слоем копоти, пыли и всяческих многолетних наслоений самый настоящий шедевр. Его глаза и руки не раз выручали его в самых трудных ситуациях. С помощью интуиции он находил выход из подземного лабиринта, с помощью интуиции сумел открыть дверь, запертую пятьсот лет назад, и отыскать тайник в сундучке, сделанном мастером, жившим во время царствования Рамзеса второго в Древнем Египте.
Однако интуиция не слишком помогала Дмитрию Алексеевичу в изучении человеческой природы, точнее будет сказать, он и не пытался использовать свой дар по пустякам. В отношениях же с женщинами никакая интуиция не действовала, ведь известно же, что женскую интуицию переиграть невозможно, будь мужчина хоть семи пядей во лбу.
В данном же случае знаменитая старыгинская интуиция вовсе не требовалась, достаточно было простой наблюдательности, чтобы понять, что его соседка лжет. Она прекрасно помнит, откуда взялись те стихи, что она прочитала сейчас Старыгину, однако не хочет начинать с ним разговор, потому что он ей неприятен либо просто лень шевелить языком. Нет, все-таки удивительно черствая и равнодушная женщина!
Однако Дмитрий Алексеевич Старыгин не достиг бы успехов в своей работе, если бы не обладал фантастическим терпением и воловьим упорством, поэтому он взял себя в руки и решил добиться своего во что бы то ни стало.
Он глубоко вздохнул и в который уже раз скосил глаза на соседку. Она недовольно смотрела прямо перед собой, как видно, и впрямь расхотела спать.
– Бокалов звон и бренчанье шпор, малиновый плащ с плеча… – повторил Старыгин и задумался, кого могли бы характеризовать такие строчки.
Несомненно, что эти стихи – звенья той же цепи, не зря женщина вспомнила их по аналогии с теми, что прочитал он.
Перед глазами у него прошла вереница персонажей «Пляски смерти», что видел он в церкви Нигулисте – император, король, высокопоставленный священнослужитель, знатная дама. Но были ведь и другие в этой коллекции, наверняка в книге, которую похитили у профессора Саара, изображены все персонажи, количеством двадцать четыре. Кто там еще может быть? Рыцарь, купец, крестьянин, монах, ученый… Ученый с книгами, его, несомненно, имел в виду убийца, когда подкладывал листок убитому профессору.
