Худосочная девица, прислушивавшаяся к их разговору, явственно хмыкнула.
– Ты чего это, сучка, хихикаешь?! – немедленно отреагировала Людка.
– Не быкуй, в натуре, – спокойно отозвалась худосочная.
– Чего ты вякаешь?! Докуривай свой чинарик и вали отсюда!
– Когда надо, тогда и свалю.
Пререкания, казалось бы, должные перейти в открытый скандал, сами собой затихли. Худосочная бросила окурок в унитаз, сплюнула под ноги Людке и, независимо покачивая плечами, удалилась.
– Кто она? – опасливо поинтересовалась Вера.
– Не обращай внимания. Так… дрянь! Тут таких полно.
Дверь уборной тут же отворилась. В щель просунулась голова худосочной.
– Сама дрянь! – выкрикнула та, и дверь тут же с грохотом захлопнулась.
– Вот лярва, – захохотала Людка. – Подслушивала. Ну и хрен с ней. Ты вот что, Верунчик. Дачку принесут, поделишься? А, лялька?
– Конечно, – охотно согласилась Вера. – Какой разговор. Курицу там жареную… Или конфеты…
– И про курево не забудь, – оживилась Людка.
– Само собой.
И вот уже Вера снова лежит на раздолбанной, звенящей при каждом движении койке и кумекает о своем житье-бытье. Передачи, конечно, вещь хорошая, но кто ей их принесет? Некому. Одна наша героиня. Совсем одна! А посему отсюда нужно выбираться как можно быстрее.
– Идите жрать, пожалуйста, – раздался зычный голос.
Смутный гул послышался со всех сторон. Зазвенела посуда, зазвякали ложки. Вера сидела за общим столом, без особой охоты хлебала жидкий овсяный супчик, жевала хлебную корку. В голове копошилась только одна мысль: как бы побыстрее отсюда убраться. Назад, к своему новому ложу, Вера еле брела. На полу валялась затрепанная книжонка. Девушка подняла ее…
– Мое! – заорали с соседней кровати.
– Да забери, ради бога.
– Мое, мое, мое!..
Вера швырнула книгу в чью-то копошащуюся на койке фигуру и вновь улеглась.
Наступил вечер. Зажглись лампы. Где-то заработал телевизор. Слышалось приглушенное бормотание, потом звуки выстрелов… Но Вере это было неинтересно. Она продолжала лежать, отвернувшись к стене. Положение казалось безвыходным. Девушка задремала. Снилась ей какая-то мрачная галиматья: Людка, гарцующая на лошади возле входа в редакцию; Павел Борисович в сверкающем полировкой шикарном гробу, вместо цветов доверху заваленном пирожными; лежащая на ресторанном столе голая секретутка, которую пьяные цыгане секут березовыми прутьями.
Неизвестно, что бы еще привиделось нашей героине, но тут она проснулась. А проснулась оттого, что кто-то тряс ее за плечо. Вера открыла глаза. В палате было темно, лишь крошечная лампочка тускло светила над дверью.
– Поднимайся, – услышала она над собой мужской голос.
– Что, кто?.. – встрепенулась наша героиня.
– Не ори. Вставай.
– Зачем?
– На процедуры тебя требуют.
– На какие процедуры?
– Там узнаешь. Пошевеливайся.
Вера поднялась, не зная, что делать дальше. Ее крепко взяли за локоток и потащили к выходу. Щелкнул замок. Она и ее провожатый оказались на улице. А тут бушевало осеннее ненастье. Хлестал дождь, сильный ветер раздувал полы халата, норовил забраться под ночную рубашку.
«Куда он меня тащит?» – соображала Вера, едва поспевая за человеком в белом халате. Однако долго идти не пришлось. Веру втолкнули в подъезд. По деревянной лестнице поднялись на второй этаж. Мужчина вновь отпер замок, и они очутились в темном помещении. Здесь тоже пахло. Но не так, как в женском отделении. Общим был лишь табачный дух. Мужчина открыл какую-то дверь, и Вера очутилась в просторной, слабо освещенной комнате. Только тут она разглядела, что приведший ее сюда мужчина – тот самый санитар, который днем отводил ее из приемного покоя в отделение. Вера взглянула в прыщавое лицо санитара и поежилась. На нем играла глумливая усмешка, не предвещавшая ничего хорошего. Кроме санитара, в комнате находился еще один мужчина, тоже в белом халате. Он сидел за столом, на котором стояла включенная настольная лампа, и с интересом разглядывал Веру.
– Вот, привел, – сказал прыщавый.
– Отлично.
Человек поднялся, и лицо его, доселе пребывавшее в тени, можно было прекрасно различить. Перед Верой стоял молодой человек лет двадцати восьми, весьма приятной наружности. Лицо его, украшенное карими глазами и большим губастым ртом, казалось интеллигентным. Через шею перекинут фонендоскоп.
«Врач», – поняла Вера.
Красавчик некоторое время взирал на Веру масленым взглядом, потом улыбнулся.
– Ну что, приступим? – ласково произнес он.
– К чему? – не совсем поняла Вера. Ей показалось: тут дело нечисто.
– К медосмотру, естественно, – пояснил красавчик. – Раздевайтесь.
– Зачем это?
– Сначала выслушаю вас.
– А он? – Вера указала на прыщавого санитара.
– Что он?
– Он здесь зачем?
– Таков у нас в больнице порядок. Во время медицинских процедур рядом с врачом или сестрой всегда присутствует санитар. По технике безопасности полагается. Больные у нас разные лечатся. Бывали случаи, и нападали на медперсонал.
Вера недоверчиво молчала.
– Ну, давайте, – вновь заговорил врач. – Это же больница, тут стесняться некого.
Вера неуверенно расстегнула халат, сняла его.
– До пояса? – спросила она, взявшись за ворот рубашки.
– Можно и до пояса, – отозвался врач. В голосе его Вере послышалась похотливая хрипотца. Однако девушка все же оголила груди.
Холодная чашечка фонендоскопа коснулась кожи, отчего по телу пошли мурашки. Вера вздрогнула и поежилась.
– Спокойнее, спокойнее, – потребовал врач. Он как бы невзначай коснулся пальцами Вериного соска, заставив девушку вновь вздрогнуть.
– Повернитесь.
Санитар откровенно пялился на нее.
Еще несколько прикосновений фонендоскопа.
– Сердце в норме, – услышала она.
Успокоенная девушка хотела вернуть рубашку на место, но врач остановил ее.
– Нет-нет, – твердо произнес он. – Еще не все. Снимите совсем и ложитесь на кушетку.
– А это для чего? – не поняла Вера.
– Осмотрим вас досконально.
Теперь на девушке остались лишь узенькие трусики. Она подошла к кушетке и кое-как улеглась на холодный дерматин.
«И черт с ними, – думала она. – Пускай смотрят. Благо есть на что». Однако врач почему-то не спешил. Звякнул металл. Вера посмотрела в ту сторону и увидела: врач снимал брюки.
– Вы чего?! – закричала она. – Что это вы делаете?!
– Держи ее, Хомутинин, – зашипел врач.
Однако санитару не нужны были приказания. Одной рукой он уперся девушке в грудь, а другой стал срывать с нее трусики. Вера вертелась и дергалась, пытаясь вырваться, однако силенка у Хомутинина оказалась действительно немерена. Он прижал несчастную к поверхности кушетки, да так, что у той косточки захрустели. Раздался треск раздираемых трусиков. Вера оказалась перед насильниками в чем мать родила.
