И наполнил уже четыре стакана. Нам – беленькую, девчонкам вина.
– Алкоголики, – проворчала Ира. Без злобы, просто так, успела привыкнуть к причудам мужа. Танька покрутила пальцем у виска и ничего не сказала.
Выпили вместе. Вяло закусили, аппетита не было, раньше обожрались.
– Дамы требуют танцев! – манерно заявила Ирка.
– Всегда, пожалуйста, родненькие! Димка, поставь-ка… Ну, ту, сам знаешь какую…
Я понял, о чем он. Забрался в машину, открыл бардачек, сразу нашел нужную кассету, звучание которой слышали недавно. Вырубил надоевшего Стинга, поставил с танцевальной музыкой, нажал на «плей», и сердце замерло от предчувствия. Не знаю, какого, но что-то должно было произойти.
Влад не отрывал от меня глаз, стоял напряженный, будто я мину с часовым механизмом запустил.
Из динамиков послышалось шуршание, раздались первые такты мелодии, затем – стремительная какофония визжащих звуков и все умолкло. И сразу стало спокойней, сердце перестало биться о грудную клетку, заработало в нормальном ритме. Я выдохнул скопившийся в легких воздух и нажал на выброс кассеты. Она наполовину выползла из ячейки и застряла. Пленку зажевало и намотало на валик. Но я не жалел об испорченной кассете. Даже обрадовался. Вместо того, чтобы пытаться намотать пленку обратно, резким движением переломил пластиковый корпус надвое и выбросил его подальше в темноту. Затем поставил выбранную наугад, первую попавшуюся.
«Как упоительны в России вечера…» – разнеслось над озером.
Я увидел, как Влад улыбнулся, и улыбнулся ему в ответ.
– Димуля, что случилось?
Вопрос застал меня врасплох.
Мы сидели на камне у озера, свесив ноги к воде. Было прохладно, и Таня накинула поверх футболку легкую курточку. Перед нами сияла яркая луна, и ее отражение подмигивало с озера, когда легкая рябь колыхала его поверхность. Мы вдоволь навеселились, восторг праздника постепенно перешел в усталость, а недавняя эйфория сменилась пассивной меланхолией. Уже не хотелось пить, ноги устали от танцев, хотелось просто сидеть вот так под луной и ни о чем не думать.
– С чего ты взяла?
– Я не слепая, все вижу…
Танечка прижалась ко мне, я обнял ее за тоненькую талию. Мне было хорошо.
– Что ты видишь?
– Влад… Какой-то он не такой стал. И Ира тоже изменилась…
А я то думал, что тайны надежно укрыты за непроницаемыми масками наших лиц. Конспираторы хреновы…
– Все нормально. Тебе показалось… А что с Иркой не так?
– Какая-то задумчивая она стала. Смеется, смеется, а потом вдруг замолчит, уставится в одну точку, словно отключается. А потом опять, как прежде.
– И давно с ней такое?
– Не знаю. Я утром впервые заметила. Когда в карьере фотографировались. Знаешь, мне кажется, она Влада ревнует.
– Ревнует? – вот уж чего я не ожидал услышать. – К кому ревнует? Здесь в радиусе десяти километров ни одной живой души. Я имею в виду – женского пола.
– Да? А кто же с вами здесь сидел, когда вы от костра отходили? Думали, мы ничего не видим? Вы перед нами как на ладони были. И не надо мне лапшу вешать. А, может, не Ирка, я должна ревновать?
Танька завелась и почти кричала мне в ухо.
– Успокойся, что с тобой? Не было здесь никого.
Она успокоилась так же быстро, как и вспылила.
– Точно, никого? Я ведь не видела. Мне Ирка сказала. Она с вас глаз не спускала. Я ей еще тогда говорила, что у нее – галлюмики.
– Если столько выпить, и не такое померещится…
Мне было трудно казаться спокойным и невозмутимым.
– Да, сегодня она все рекорды побила. Я же говорю, что с ней что-то не так… А вообще, хорошо здесь. Я рада, что мы сюда приехали, – неожиданно сменила тему.
– Тебе, действительно, нравится?
Я вспомнил, с каким трудом мне удалось уговорить ее на поездку.
– Давно я так хорошо не отдыхала. Лучше, чем на море. Иногда полезно побыть вдали от людей, отвлечься от суеты, ощутить себя частью природы… Вот только тревожно иногда бывает.
– Тревожно?
– Как будто вот-вот должно что-то произойти. Нехорошее, страшное…
– Глупости.
– Я знаю, Димка. – Она положила мне голову на колени, и я нежно гладил ладонью ее сверкающие под луной волосы. – Наверное, человек так устроен. Не может полностью расслабиться и наслаждаться тем, что ему даровано. Обязательно пытается найти подвох. Потому мы редко бываем счастливы… Менталитет такой, нехороший…
Танечка улыбнулась, меня захлестнула волна нежности к ней, я склонился и поцеловал ее сладкие губки. Она обняла меня, равновесие нарушилось, и мы едва не свалились в воду.
– Нет, так мы не договаривались! Водные процедуры будем утром принимать. А сейчас, бегом в палатку!
* * *
Кто-то меня звал. Как я смог различить едва заметный звук сквозь шорохи ночных шумов, ума не приложу. Мгновенье назад я спал крепким, и, казалось бы, беспробудным сном. Тем не менее, проснулся сразу, словно меня шилом в одно место штрикнули.
В палатке было темно. Провел рукой, нащупал мягкое и приятное. Танька всхлипнула, пробормотала неразборчивое и продолжила спать дальше.
– Димка! – донесся снаружи едва различимый шепот.
У костра сидела Ирка и тоскливо смотрела на меня.
– Что случилось? – так же шепотом спросил я.
Она приложила палец к губам, кивнула на свою палатку, откуда доносился раскатистый храп, поднялась на ноги и поманила меня за собой.
– Что случилось? – спросил снова, когда мы отошли от лагеря.
– Ничего. Скучно стало, захотелось прогуляться, а самой страшно.
– Влад может неправильно понять.
– Кто же ему скажет? Он как хорек дрыхнет. Вы вчера здорово на грудь приняли.
Ирка пьяно хихикнула, споткнулась, и я едва успел схватить ее за руку. Наученный недавним опытом, испугался, что женщина снова ускользнет от меня, оставив неприятное мокро-холодное ощущение. Ничего подобного. Ирка была настоящая, живая, теплая, состоящая из плоти.
Прикоснулся к ее телу и словно электричеством пронзило. Кровь взбурлила, сердце забилось, как сумасшедшее.
Женщина не спешила освобождаться от непроизвольных объятий, замерла, прильнув ко мне. И лишь потом отстранилась, неохотно, словно пересиливая себя. Я же стоял истуканом и не знал, как вести себя дальше. Ситуация более, чем двузначная и, несмотря ни на что, она мне нравилась.
Ирка взяла меня под руку.
– Будешь моим кавалером, я ведь вечером тоже перебрала… Тебе нравятся пьяные женщины?
Она мне нравилась и трезвая и пьяная тоже. Только, я не мог ей об этом сказать. Это – моя, и только моя, очень большая тайна. Самая сокровенная тайна, которую я намерен был хранить до конца своих дней.
