– Будешь моим кавалером, я ведь вечером тоже перебрала… Тебе нравятся пьяные женщины?
Она мне нравилась и трезвая и пьяная тоже. Только, я не мог ей об этом сказать. Это – моя, и только моя, очень большая тайна. Самая сокровенная тайна, которую я намерен был хранить до конца своих дней.
– Молчишь? А я знаю, что нравятся. Ты с меня весь вечер глаз не отводил. И не только сегодня. Неужели, влюбился?
Она издевалась надо мной. Что я мог ей ответить? Естественно – ничего. Глупо признаваться в любви замужней женщине, тем более, если ее муж – твой лучший друг.
Но Ирка не нуждалась в моем ответе. Она вела меня куда-то вдаль, в сторону серебрящихся под луной листьев ивы.
– Вы с Танькой времени зря не теряете. Такую возню устроили…
– Неужели слышно было?
Я удивился и покраснел от смущения. Хорошо, что ночью незаметно. А ведь старались тише.
– Еще бы, не слышно. Я вся слюной, и не только слюной, стеклась, пока вы кувыркались. Мой, зараза, нажрался и – на бочок. Совсем забыл, что у него жена есть.
Началось! – тревожно стрельнуло в голове.
Сейчас пойдут расспросы о женщине, которая, якобы, была с нами у пруда. Для меня – больная тема. Необъяснимая, из тех, что не вкладываются в разумные рамки. Однако, заводить разговор о мистической сопернице Ира не стала.
Возле родника она остановилась.
– Хорошо здесь. Мне нравится. А тебе.
– Конечно, нравится.
– Ты, Димка, заторможенный какой-то. Наверное, зря я тебя с собой потащила. Прервала сладкий сон, увела от любимой женушки… – измывалась Ира.
Может, и зря, – подумал я и сам себе не поверил.
– На-ка, хлебни!
Только теперь я заметил, что в руке Ирка сжимает пластиковую бутылку с недопитым вином.
Я отхлебнул. Чтобы растормозиться, как выразилась Ирка, усыпить совесть и смириться с тем, что поступаю, как свинья по отношению к лучшему другу.
Ирка тоже выпила.
– Поцелуй меня, – попросила.
Я не смог ей отказать. Точнее, не смог отказать себе, потому что давно мечтал об этом.
* * *
– С кем ты разговаривал?
Я старался забраться в палатку тихонько, но Таня услышала. Интересно, она только проснулась или давно не спит?
Представив последнее, я содрогнулся.
– Ни с кем, тебе приснилось, – ответил, может, грубовато, чтобы скрыть собственные растерянность и вину.
– Да?
Что-то в ее голосе мне не понравилось.
Неужели, догадалась?
А, может, и следила за нами?
Сердце тревожно екнуло.
Нет, не может быть. Она спала, когда я уходил.
Или притворялась?
– Где ты был? – продолжала допытываться жена.
– Писать ходил. Разве, нельзя? – вызверился я.
– Что ты так нервничаешь? Можно, конечно. А почему – мокрый, ветер сильный? – вспомнила анекдот о поручике Ржевском.
– Ага, – ответил в тон ей, – к тому же, встречный. Голова трещит, – объяснил уже серьезно, – окунулся в озере.
Я действительно искупался, но не из-за головной боли. Женщины чувствительны к запахам, особенно если пахнет другой женщиной. Мне же после ночного рандеву было что смывать.
– А ты почему не спишь? – спросил в свою очередь.
– Сон приснился…
– Надеюсь, не кошмар?
– Как сказать…
– Ладно, Танюха, потом расскажешь, давай-ка, лучше – баиньки… – притворился веселым и беззаботным. – Утром все кошмары уходят, и жизнь становится радостной и интересной.
– Ага, – согласилась жена. – Спокойной ночи!
Только я еще долго не мог уснуть.
Мною обладали двоякие чувства. Я с удовольствием вспоминал пережитое сумасшествие, и в то же время – мне было неимоверно стыдно. Я не представлял, как смогу утром смотреть в глаза друзьям.
Но преобладал страх: если Таня, и не знает о том, что произошло, то уж точно о чем-то догадывается…
* * *
Казалось, конца этой ночи не будет.
– Мать твою, так! – потряс окрестности рык Влада, затем раздался выстрел. Спустя некоторое время – еще два.
«Крантец! – мелькнула мысль. – Влад все узнал, пристрелил Ирку и сейчас явится по мою душу…»
– Что такое? – Таня высунула голову из спального мешка.
На улице серело. Влад в одних трусах стоял возле куста шиповника с пистолетом в руке и смотрел себе под ноги.
– Представляешь, Димка, эта тварь укусила меня за ногу.
На земле валялось тельце крысы с раздробленной головой.
– Ой, крыса! – воскликнула невесть откуда появившаяся Ирка. – Влад, мне страшно! Как я теперь буду спать?
Вопреки логике, хотя и смотрела на мужа, она схватила за руку меня. Я понял, что это не спонтанное движение испуганной женщины. Она подбадривала меня: мол, все нормально, успокойся и не комплексуй.
И я успокоился.
– Сами виноваты, – огрызнулся Влад. – Нужно было объедки убрать. Странно, что только одна прибилась.
– Ага, а сами-то… Споили женщин, и они же виноваты… – не осталась в долгу Ирка.
– Ну, хоть бы палатку застегнула, когда выходила… – успокоился Влад.
Я отошел от Ирки. Заспанная Таня выбралась из палатки. Кажется, она не обратила внимания на последнюю фразу Влада.
– Война началась?
– Влад крысу пристрелил.
– А… – равнодушно молвила она и снова исчезла.
Наши женщины не переставали меня удивлять. Вместо положенной истерики – полное спокойствие, как будто ничего особенного не произошло. Действительно, что перевернулось в этом мире.
– Давай, Димка, зароем эту тварь, и порядок немножко наведем, а то их полчище прибудет. На всех патронов не хватит.
Я достал из багажника лопатку, отошел подальше, выкопал ямку. Влад притащил собранные в газету объедки и пристреленного грызуна.
Я посмотрел на крысу.
– Это что, резиновой пулей так?
– А ты думал. Резинка с десяти метров дюймовую доску пробивает.
Мордочка у крысы была раздроблена, в запекшейся крови. Один уцелевший глаз, тусклый и остекленевший, смотрел на меня с укоризной.
«На ее месте должен был быть я» – некстати мелькнуло в голове. Безобидный зверек поплатился жизнью только за то, что слегка ущипнул Влада, а я нанес ему более серьезную травму… И что будет со мной, если Влад, не приведи Господи, узнает об этом?
К горлу подступила тошнота, и я поспешно отбежал в сторону.
– Слабак ты, Димка, – по-своему отреагировал Влад. – Совсем не закаленный. Насмотрелся бы трупов, как я…
Он сам забросал ямку землей и аккуратно, прикрыл ее вырезанным мною дерном.
– Полегчало? Пойдем похмеляться, башка разваливается.
Мы выпили казенки с наших запасов, самогон Трофимыча закончился еще вчера. Влад ушел досматривать сон, а я остался у костра. Знал, что больше уснуть не смогу.
