— Нет, — заявила Холли, как будто в таких вопросах последнее слово всегда оставалось за ней, — но лучше бы тебе больше ничего такого не делать, а то они действительно навалятся на тебя — мало не покажется.
Она подобрала свою куртку. Та тяжело повисла у нее на руке.
— Ой, я совсем забыла, я же тебе тут кое-что принесла! Для рождественского подарка, пожалуй, скучновато, но я знаю, что твой отец ни за что не позволит это купить — или читать в школе, — она протянула Элле сверток. — Увидимся! Позвони мне вечером.
— Ладно, только мне придется спросить разрешения у папы.
— Ну, уж в Рождество-то он разрешит тебе один местный звонок. Всего за один пенс в минуту — он ведь не будет против, если ты потратишь один пенс!
— Мне придется спросить разрешения, — повторила Элла, провожая Холли на лестницу, но остановилась у края площадки. Ее родители были в холле. — Пока! — прошептала она, и проскользнула обратно в комнату.
Холли перекинула куртку через плечо, и важно спустилась по ступенькам.
— Привет, мистер Уоллис! Привет, миссис Уоллис! — она знала, что они ничего ей не сделают. — Мистер Уоллис, — спросила она, дерзко встав перед ним, — Эллу ведь не исключат из школы, правда?
Кен Уоллис был здоровенным мужчиной. Когда он обернулся, оказалось, что он на целый фут выше Холли, а весил он раза в три больше. Манжеты его рубашки были дважды подвернуты, и рукава обтягивали могучие мускулы. На обеих кистях у него были татуировки — руль «Харлей-Дэвидсона» с черепом, и кельтский крест.
На правой руке он носил широкое серебряное кольцо. До Холли вдруг дошло, что черные, размером с фасолину синяки, иногда появлявшиеся на руках и лице Эллы, были отпечатками этого самого кольца.
— А с чего бы ее должны исключить? — осведомился он.
— Нет, ничего. Просто шутка… — она попятилась к выходу, но он преградил ей дорогу.
— Что она такого сделала, чтобы ее исключили?
— Вы же сами знаете. Извините, это была шутка! — Он не посмеет ее тронуть. Если он ее хоть пальцем тронет, она расскажет об этом своему отцу.
Рука с серебряным кольцом маячила в паре дюймов от ее локтя.
— Нет, не знаю. Расскажи мне.
— Ну, когда она стащила ту машинку… — это не было стукачеством, мистер Уоллис уже знал про тот случай.
— Элла говорит, что не брала ее. Ты считаешь по-другому?
— Нет.
— Так что тогда? С чего ты решила, будто ее исключат?
— Вы же знаете. Когда ее отослали домой за то, что она швырялась в классе всякими вещами.
— Что?!
Он, оказывается, не знал. Из школы ему не ничего не сообщили.
— Я думала, что вы…
— Что я — что?
Холли оказалась прижатой спиной к дверце чулана под лестницей. Сухое лицо матери Эллы без выражения глядело на нее из-за плеча мистера Уоллиса.
— Элла не виновата. Это просто случай. Она сказала мне, что не хотела, чтобы так случилось… — теперь Холли поняла, почему Элла придумывала все эти отговорки. Все что угодно было лучше, чем разговаривать с ее отцом! По его виду непохоже было, чтобы он умел себя сдерживать: его руки даже подрагивали от усилий, которые ему приходилось для этого прилагать.
— Не хотела, чтобы случилось — что?
— Чтобы вещи летали. Там, все эти книжки, и ее стол, они все взлетели прямо в воздух. Но она их не бросала. Я сама видела. Она и вправду перепугалась. Это не ее вина, мистер Уоллис, и еще там был ужасно громкий шум…
— Когда это случилось?
— За неделю до конца семестра. Можно, я пойду домой?
— Это ребята бросались книгами?
— Никто ничего не бросал, мистер Уоллис. Вещи летали сами по себе. Элла в этом не виновата. Но когда мистер Мак-Налти отправил ее домой, это прекратилось.
— А почему мистер Мак-как-его-там не сказал об этом мне?
— Не знаю.
— Ты это не выдумала?
— Богом клянусь, мистер Уоллис!
— Раньше такое случалось? — его лицо нависло над ней, он едва дожидался конца ее ответа, чтобы задать следующий вопрос.
— Ну, не то чтобы…
— Не то чтобы?.. Да или нет?
— Окно разбилось… Я не знаю! Я хочу домой! Пустите меня!
Он отступил на шаг, и Холли Мейор прошмыгнула мимо него на улицу.
Чтоб она еще когда-нибудь сюда пришла — да ни за что на свете! Ноги ее больше в этом доме не будет…
В молчании семья уселась пить чай. Кен ни слова не сказал жене с того момента, как Холли выбежала из дома, а Джульетта не собиралась в чем-либо обвинять Эллу прежде, чем это сделает ее отец.
Элла чувствовала, что за этим молчанием что-то кроется, но ее это не особенно интересовало. Может быть, дело в одной из подружек отца. Или в тетушке Сильвии. Или в скверном настроении матери, которой не удалось улучить момент и выпить стаканчик джина.
Она даже испытывала что-то вроде виноватой благодарности за это молчание, поскольку оно означало, что ей не придется смотреть в лицо родителям: она ведь уже открыла подарок Холли.
Это была книга. С картинками. Та самая, которую им раздали в классе, когда они начали заниматься биологией человека.
Вот только отец Эллы не разрешил ей ходить на эти уроки. Там изучали репродукцию человека — а это означало (страшно подумать!), половое воспитание. Это означало, что какой-то извращенец-учитель будет говорить его дочери грязные слова.
Она не нуждалась в знании этой чепухи, ее отцу, и только ему, решать, когда она узнает об этом.
Школа, разумеется, этого не одобрила, а школьный психолог даже написал Уоллисам письмо, которое Кен разорвал в клочки. Но многие из одноклассников Эллы ей завидовали. Биология человека и вправду оказалась несколько грязным предметом. Там были изображения гениталий, и людей, которые занимались этим. Уместные, познавательные изображения… и все-таки чуточку грязные.
Элле повезло, что ее отец оказался достаточно внимательным, чтобы принять меры.
Когда мисс Чэпмен раздала книги, Флора Седжвик попыталась заставить Эллу поглядеть на одну из картинок. Родители Флоры рассказали ей о том, откуда берутся дети, когда ей было десять. И у нее уже было два мальчика, хотя ни с одним из них она этим не занималась. Взяв с Холли клятву молчать, Флора сказала ей, что собирается сделать это с Ричардом Прайсом, когда ей захочется. Нет, не сейчас, но когда захочет — тогда да!
Но, конечно же, Холли рассказала об этом разговоре Элле, а Элла пришла в ужас. Она начинала верить в то, что говорил ее отец, — что такие книги могут испортить нравственность человека. Даже если просто заглянуть в них или просто коснуться. Они помогают дьяволу пробраться в твою душу.
