«Давай, малыш. Прикоснись к нам. Попробуй».
Однажды, когда он был ребенком лет шести, Джек положил палец на проволоку выключенной электрической плиты и включил кнопку. Ему было просто интересно знать, с какой скоростью нагреется горелка. А через секунду он уже отдернул невыносимо болевший палец. Прибежал Фил Сойер, взглянул и спросил Джека, неужели тот хотел спалить себя заживо.
Джек стоял с Ричардом на руках, уставившись на тускло мерцающие ручки.
«Давай, малыш. Помнишь, как горела плита? Ты думал, что у тебя будет очень много времени, и ты успеешь убрать палец. — „Черт“, — думал ты, — плита даже и не собирается краснеть, но она обожгла тебя сразу. А теперь, как ты думаешь, что ты почувствуешь, Джек?»
Еще больше красных искр скатывалось со стекла на ручки французского окна. Если он прикоснется к одной из этих ручек, они прожгут его руку, поджаривая кожу. Эта боль будет ни с чем не сравнима.
Он подождал немного, надеясь, что Талисман снова позовет его, или Джейсон появится в нем. Но в голове пронесся голос его матери:
«Неужели кто-то или что-то всегда должно заставлять тебя, Странник Джек? Давай, приятель, тебе придется сделать это самому; ты сможешь сделать это, если действительно хочешь. Или ты хочешь, чтобы другие делали все за тебя?»
— Хорошо, мама, — произнес Джек. Он слегка улыбнулся, но голос его дрожал от страха. — Я сделаю это ради тебя. Надеюсь, что я смогу найти мазь от ожогов.
Он подался вперед и схватил одну из раскаленно-горячих ручек.
Но она не была такой; все это было только иллюзия. Ручка была теплой, только и всего. Когда Джек повернул ее, красные искорки умерли на всех ручках. А когда он толкнул стеклянную дверь внутрь, Талисман снова запел так, что по всему его телу побежали мурашки:
«ОТЛИЧНО СДЕЛАНО! ДЖЕЙСОН! КО МНЕ! ИДИ КО МНЕ!»
С Ричардом на руках Джек вошел в столовую Черного Отеля.
3
Когда он переступил порог, то ощутил странное усилие: что-то наподобие мертвой руки, попыталось вытолкнуть его наружу. Джек сопротивлялся ей, и через минуту или две это ощущение исчезло.
Комната не была совсем темной. Заклеенные окна придавали ей молочно-белый цвет, который не нравился Джеку. Он чувствовал себя, как в густом тумане. Здесь царил затхлый запах разрухи и смерти, запах пустых лет и густого мрака; обои кое-где отклеились. Но здесь было что-то еще, Джек знал это и боялся его.
«Потому, что это место не было пустым».
Он не знал точно, что за существа могли быть здесь, но он знал, что Слоут не посмеет войти сюда, да, кажется, и никто на целом свете. Воздух был тяжелым и неприятным, как будто он наполнял легкие медленным ядом. Он чувствовал, как этажи, коридоры, тайные комнаты и все это мертвое здание сжимались над ним, как стены огромного склепа. Здесь обитало сумасшествие, бродила смерть и бормочущая иррациональность. У Джека не хватало слов, чтобы выразить и назвать все это, но он все равно чувствовал их… он знал, что это такое. Так же, как знал, что все Талисманы Вселенной не смогут защитить его от них. Он вступил в странный, танцующий обряд, исход которого не был предопределен.
Он был предоставлен сам себе.
Что-то пощекотало его шею. Джек поднял руку и коснулся ее. Ричард тихо застонал.
Это был огромный черный паук, висевший на паутине. Джек посмотрел вверх и увидел его сеть на одном из вентиляторов под потолком. Тело паука было жирным. Джек мог видеть его глаза. Он не мог вспомнить, что хоть когда-нибудь видел паучьи глаза. Джек, огибая паука, стал продвигаться к столам. Паук, начал преследовать его. Раздался предостерегающий возглас.
Джек вскрикнул и еще крепче схватился за Ричарда. Возглас Джека эхом отозвался в высоком потолке столовой. В тени, где-то позади, раздался металлический лязг и хохот.
— Фити фиф, фити ФИИИФ! — визжал паук и вдруг молниеносно пополз назад в свою раскинутую под потолком сеть.
С бьющимся сердцем Джек пересек столовую и положил Ричарда на один из столов. Мальчик снова застонал, очень тихо и почти беззвучно. Джек ощущал набухающие шишки и язвы под одеждой Ричарда.
— Придется оставить тебя ненадолго, дружище, — сказал Джек.
А с потолка неслось:
— Я доберусь… я хорошо… хорошо позабочусь о нем… фити… фити фиф… — последовало мрачное, пыхтящее хихиканье.
Под столом, на котором лежал Ричард, валялась стопка скатертей. Две или три верхних скатерти были покрыты сырой плесенью, но где-то посередине кучи он нашел одну получше. Он раскинул ее и укрыл Ричарда по шею. И отошел от него.
Голос паука шелестел сверху в темноту умирающей комнаты:
— Я позабочусь о нем…
Джек взглянул вверх, но не смог увидеть паука. Он представил эти колючие, холодные, маленькие глазки, но воображение есть воображение. Перед его глазами встала мучительная картина: этот паук, ползущий на лицо Ричарда, прокладывая себе путь между вспухших и гнойных губ Ричарда, забираясь ему в рот, все время свистя: «фити фиф, фити фиф, фити фиф…»
Он хотел натянуть скатерть Ричарду на голову, но понял, что не может превратить Ричарда в подобие трупа. Это было бы почти как приглашение смерти.
Он вернулся к Ричарду и стал в нерешительности рядом, прекрасно понимая, что его нерешительность только радует обитающие здесь силы — их радует все, что держит его подальше от Талисмана.
Он полез в карман и вытащил темно-зеленый кусок мрамора. Волшебное зеркало того мира. У Джека не было оснований верить в то, что оно сможет противодействовать дьявольским силам, но оно попало сюда из Территорий… а это кое-что значило и должно было иметь силы для дьявольского противостояния.
Он всунул мрамор в руку Ричарда. Рука Ричарда сжалась, потом снова немного разжалась, как только Джек убрал свою руку.
Откуда-то сверху злорадно расхохотался паук.
Джек низко склонился над Ричардом, стараясь не обращать внимание на запах болезни так же, как и на запах всей этой комнаты и всего этого места, и прошептал:
— Держи это в руке, Ричард. Держи это крепко, дружище.
— Не… приятель, — пробормотал Ричард, но его рука слабо сжала мрамор.
— Спасибо, Малыш-Риччи, — произнес Джек. Он поцеловал Ричарда в щеку и направился через столовую к закрытым двустворчатым дверям.
«Здесь все, как в Альгамбре, — подумал он. — Столовая выходит в сад, на террасу над водой. Двойные двери ведут на остальную половину гостиницы».
Когда он шел через столовую, то чувствовал, как мертвая рука толкает его назад — это сам Отель отталкивал его, пытаясь вышвырнуть вон.
