— С тобой все в порядке? Ты такой бледный.
— Мне хорошо как никогда, — ответил он. — Какие вы обе хорошенькие в этих кепках. Приобрели в «Фэнуэй-парк»?
На головах Элен и Натали красовались кепки-бейсболки с эмблемой «Бостон Ред сокс». Вполне обычная вещь для Новой Англии в теплое время года («обычная, как кошачье дерьмо» — по словам Луизы), однако вид кепок на головах этих двоих наполнил Ральфа неким глубоким, пронизывающим чувством… Оно было связано со своеобразным образом, который Ральф абсолютно не понимал: с входом в «Красное яблоко».
Элен сняла кепку и принялась изучать ее.
— Да, — сказала она. — Мы ходили на матч, но продержались только три подачи. Мужчины, бьющие по мячам и принимающие мячи. Думаю, в настоящее время у меня не хватает терпения на мужчин с их мячами… Однако нам понравились их щегольские кепки, правда, Натали?
— Да! — радостно согласилась Натали, и когда на следующее утро Ральф проснулся в 4.01, шрам на руке горел, а Страж Смерти говорил почти вслух, повторяя шепотом странное, какое-то иностранное имя:
«Атропос… Атропос… Атропос».
«Мне это имя известно».
«Неужели, Ральф?»
«Да. У него еще есть ржавый скальпель и ужасное, отвратительное жилище. Именно он называл меня Шотти, и он еще забрал… Забрал…» «Забрал что, Ральф?»
Ральф привык к подобным молчаливым дискуссиям; казалось, они приходили к нему по некоему умственному радио, на пиратской частоте, работающей лишь в ранние утренние часы, пока он, лежа рядом со спящей женой, ждал восхода солнца. — «Забрал что? Ты помнишь?»
Ральф не ожидал объяснений; вопросы, задаваемые этим голосом, почти всегда оставались без ответа, но на сей раз, совершенно неожиданно, ответ пришел: «Панаму Билла Мак-Говерна, конечно. Атропос украл панаму Билла, а однажды я так разозлил его, что он даже откусил кусок от ее полей».
«А кто он? Кто такой Атропос?»
А вот на этот вопрос у Ральфа четкого ответа не было. Он знал лишь, что Атропос должен сделать что-то с Элен, у которой теперь есть кепка с эмблемой «Бостон Ред сокс», так нравившаяся женщине, и что у Атропоса есть ржавый скальпель.
«Скоро, — подумал Ральф Робертс, лежа в темноте и прислушиваясь к тихому постукиванию Стража Смерти в стенах. — Скоро я все узнаю».
11
В третью неделю испепеляюще жаркого июня Ральф снова стал видеть ауры.
12
Когда июнь соскользнул в июль, Ральф начал частенько плакать без какого-либо серьезного повода. Странно — если бы он испытывал разочарование или депрессию… Но иногда он просто смотрел на что-то — например, на птицу, одиноко парящую в небе, — и сердце его начинало трепетать от горестного предчувствия потери.
"Почти все кончено, — сказал внутренний голос, больше не принадлежавший Кэролайн, Биллу или ему самому, но только в юном возрасте.
Голос был незнакомым, хотя вовсе не обязательно недобрым, зловещим. — Именно поэтому ты и печален, Ральф. Вполне нормально испытывать грусть, когда все кончается".
«Ничего не кончается, — закричал Ральф в ответ. — Почему это? Во время последнего осмотра доктор Пикард сказал, что я здоров как бык! Я чувствую себя отлично! Никогда мне не было лучше!»
Тишина со стороны внутреннего голоса. Но тишина знающая.
13
— Ладно, — однажды жарким днем, почти в самом конце июля, вслух произнес Ральф. Он сидел на скамье неподалеку от того места, где до урагана 1985 года стояла водонапорная башня Дерри. У подножия холма, рядом с водоемом, сидел молодой человек (судя по биноклю и огромному количеству книг, лежащих рядом с ним на траве, серьезный наблюдатель за водоплавающими птицами) и делал аккуратные пометки в журнале. — Ладно, скажи мне, почему почти все кончено. Скажи мне только это.
Немедленного ответа не последовало. Ральф мог и подождать, он даже желал этого. Он много прошагал, день стоял жаркий, и Ральф устал. Каждое утро он просыпался около трех тридцати. Ральф снова стал совершать длительные прогулки, но без всякой надежды, что они помогут ему спать дольше; ему казалось, что он совершает паломничество, посещая все свои самые любимые уголки в Дерри. Прощаясь со всем.
«Потому что время обещания почти подошло, — ответил внутренний голос, а шрам на руке вновь заныл глубоким теплом. —Обещания, которое было дано тебе, и того, которое ты дал в ответ».
— И что это за обещание? — ободряюще поинтересовался Ральф. — Пожалуйста, если я дал обещание, то почему я не могу вспомнить, какое именно?
Серьезный орнитолог услышал голос Ральфа и посмотрел на вершину холма.
Он увидел пожилого мужчину, сидящего на скамье и, очевидно, разговаривающего с самим собой. Уголки рта орнитолога опустились в отвращении, и он подумал: «Надеюсь, я умру раньше, чем докачусь до такого». Он отвернулся к птицам и вновь приступил к своим записям. Глубоко внутри головы Ральфа Робертса внезапно возникло ощущение щелчка, и, хотя он даже не пошевелился, Ральф почувствовал, как с необыкновенной скоростью он поднялся вверх… Намного быстрее и выше, чем когда-либо раньше.
"Вовсе нет, — произнес голос. — Однажды ты поднялся НАМНОГО выше, Ральф, — и Луиза тоже. Но ты поднимешься и туда.
Скоро ты будешь готов".
Орнитолог, живущий, сам не зная того, в центре великолепной золотистой ауры, внимательно осмотрелся по сторонам, возможно, желая убедиться, что выживший из ума старик не крадется к нему с ножом. Но увиденное заставило сжатую в ниточку линию его рта расслабиться. Глаза молодого человека расширились. Ральф увидел внезапное излучение лучиков цвета индиго, вырвавшихся из ауры орнитолога, и понял, что наблюдает за течением тока. «Что с ним? Что он увидел?»
Но Ральф ошибался. Дело было не в том, что увидел наблюдатель за птицами, а в том, чего он не увидел. Он не увидел Ральфа, потому что тот поднялся достаточно высоко, исчезнув с этого уровня.
Находись они сейчас здесь, в этом самом месте, я обязательно увидел бы их".
«Кого, Ральф? Кого?»
«Клото, Лахесиса. И Атропоси».
Моментально все фрагменты в его голове стали складываться вместе, словно кубики-загадка, выглядевшие намного сложнее обычного.
Ральф прошептал:
— О Боже. О Боже. О Боже.
14
Шесть дней спустя Ральф проснулся в три пятнадцать и понял, что время исполнения обещания пришло.
15
— Я схожу в «Красное яблоко», куплю мороженого, — сказал Ральф.
Было около десяти часов утра. Сердце учащенно билось в его груди, мысли путались под непрерывное белое жужжание переполнявшего его страха. Никогда в жизни Ральф не испытывал такого отвращения к мороженому, однако это хоть какой-то предлог отправиться в «Красное яблоко»; стояла первая неделя августа, в сводке погоды сообщили, что днем температура поднимется до девяноста градусов по Фаренгейту, но к вечеру обещали грозу.
