Спустив воду, он вернулся в спальню. Он думал, что теперь будет ворочаться до утра, постоянно прокручивая в полусонном сознании самые негативные сценарии развития событий, но на самом деле уснул, едва голова коснулась подушки.
Но за мгновение до того, как провалиться в забытье, ему показалось, что вновь зазвучали чьи-то голоса.
Ему показалось, кто-то произнес отцовское имя.
* * *
Майлс проснулся по будильнику и на автомате исполнил все свои утренние процедуры – принял душ, побрился, потом пошел на кухню готовить завтрак.
Он запланировал себе утром поработать, а с середины дня взять отгул. За последнее время он брал слишком много отгулов, и хотя агентство проявляло понимание и терпимость, он чувствовал себя виноватым. Да, конечно, за все время работы здесь он не брал ни одного дня по болезни, так что давно пора было использовать свободные дни, и тем не менее он ощущал дискомфорт.
Утро было холодным, туманным. Он пил кофе с тостами и смотрел новости. В автомобильной сводке сообщили об авариях и опасных ситуациях на Пятом, Десятом и Семьсот десятом шоссе. Он решил добираться до работы смежными улочками, поэтому быстро допил кофе, чтобы иметь на дорогу минут пятнадцать в запасе.
Машина стояла вся мокрая от конденсата. Забросив портфель внутрь, он взял шланг и промыл стекла. В Анахайме, где прошло его детство, утренний туман всегда пах прелыми помидорами с завода Ханта в соседнем Фуллертоне. Хотя на самом деле запаха никакого не было, казалось, туман вбирает в себя все посторонние запахи, а затем распространяет их. И сейчас, спустя столько лет, каждый раз при виде тумана, который не пахнет помидорами, Майлсу казалось, что что-то не так.
Похоже, автомобильную сводку смотрел не только он, поскольку все мелкие улицы были битком забиты, и несмотря на запас времени Майлс приехал на работу на двадцать минут позже.
– Я думал, ты просто трудоголик, – проворчал Хал, увидев его. – Теперь я знаю, что ты – бездушный автомат. Ну какой лунатик станет появляться на службе в тот день, когда его отца выписывают из больницы после тяжелого инсульта?
– Я, – коротко ответил Майлс.
– Это печально, друг мой. Очень печально.
На самом деле ему даже следовало остаться дома. Там нужно было еще много чего сделать. Оказавшись за своим столом, Майлс понял, что не в состоянии сосредоточиться ни на чем, имеющем отношение к работе, махнул рукой и уставился в туман за окном.
Хал сказал, что уезжает на час или больше. После его ухода подошла Наоми и заметила, что никому нет никакого дела, если он тоже уйдет.
– Все в порядке, – послал ей признательную улыбку Майлс.
– Упрямец. Безнадежный упрямец, – покачала она головой и поспешила назад к своему столу, где зазвонил телефон.
Когда вернулся Хал, Майлс по-прежнему тупо смотрел в туман.
– Ты еще здесь? – удивился он. – Я думал, Наоми предложила, тебе ехать домой.
– Предложила.
– Клиника, – фыркнул Хал.
– Ты веришь в сверхъестественное? – произнес Майлс, вертя в пальцах карандаш.
– Что ты имеешь в виду? – Даже не глядя на Хала, он почувствовал, как бородач осклабился. – Призраков, демонов и прочую нечисть?
– Ага. – Майлс продолжал вертеть карандаш. – Ты много лет в этом бизнесе. Никогда не приходилось сталкиваться с тем, что не понимаешь или не можешь объяснить?
– А в чем дело?
– Ни в чем. Просто спрашиваю.
– Ты не просто спрашиваешь. Что случилось?
– Ну хорошо. – Майлс отложил в сторону карандаш и посмотрел в лицо другу. – Дело в отце. После удара он стал... каким-то другим.
– Ну разумеется...
– Нет, дело не в этом. Тут что-то еще. Это... Даже трудно сказать. Иногда кажется, что передо мной – другой человек. Он выглядит как отец, разговаривает как отец, но каждый раз, как мы общаемся, я вижу, как что-то меняется. Не знаю, как объяснить. Что-то меняется. Ничего конкретного, ничего особенного, но я просто что-то чувствую.
– Похоже, это у тебя проблемы, а не у него.
– Может быть, – вздохнул Майлс. – Может быть. Прошлой ночью, могу поклясться, я слышал голоса в доме. Шепоты. И слышал имя отца.
– Чьи голоса? Призраков?
– Наверное, – пожал плечами Майлс.
– У тебя здорово поехала крыша.
– Возможно, я просто боюсь отцовского возвращения. Пока он был в больнице – все было нормально. Нормальное место для человека, когда он болен. Но сегодня он окажется дома, там, где он был обычно здоров, но больным. Меня пугает это сочетание.
– Поэтому ты сегодня и приехал?
– Наверное.
– Знаешь, я иногда задумываюсь, что будет, если у моей жены откажут мозги.
– Ты всегда был большим юмористом, – сухо усмехнулся Майлс.
– Я серьезно. Что если она останется жить, но при этом изменится ее личность, это превратит ее в совершенно другого человека. Буду ли я любить ее по-прежнему?
– Черный юмор.
– Нет, дело в том, что я не уверен – люблю ли я ее личность, ту личность, которую я знаю, какой она является в настоящий момент, или я люблю некий неосязаемый дух, который и представляет собой ее истинную сущность, нечто уникальное, что останется при ней, даже если ее личность изменится на сто восемьдесят градусов. Понимаешь меня? Видимо, это вопрос веры. Полагаю ли я, что она – всего лишь сумма ее ощущений, генов, химических соединений, которые определяют ее поведение, и именно эту поверхностную женщину я люблю, или я полагаю, что у нее есть душа? И я люблю ее душу? Понимаешь, к чему я веду?
– Боюсь, что да, – вздохнул Майлс.
Хал подошел к нему и положил руку на плечо.
– Не волнуйся, старик. Ты справишься.
– Лучше бы не пришлось.
Хал пошел комнату отдыха, а Майлс откинулся на спинку кресла, глядя в потолок, оклеенный звукоизоляционными плитками. До того момента, пока не произнес этого, он боялся себе признаться, что в последние дни с отцом действительно происходит что-то странное, такое, что никак нельзя отнести на счет последствий инсульта.
На столе зазвонил телефон. Майлс снял трубку.
– Алло.
– Мистер Хьюрдин?
Он узнал голос Марины Льюис.
– Я же говорил вам – Майлс.
– Мне нужно, чтобы вы приехали в дом к моему отцу, – продолжала та. – Срочно.
В голосе звучало такое напряжение, которого он раньше не слышал, напряжение, весьма напоминающее плохо сдерживаемую панику.
– Что случилось? – спросил он, уже понимая, что ответа не получит.
– Я не хочу говорить по телефону.
– Сейчас приеду.
– Адрес нужен?
– У меня есть. Ждите через двадцать минут.
Открыв нижний ящик стола, он захватил миниатюрный диктофон и кинул его в портфель вместе с дополнительным блокнотом. Потом взглянул на часы. Десять тридцать. По расписанию отца выпишут не раньше двух. У него туча времени.
