Билла это творение рук человеческих заинтересовало, но не более того, а вот Сет, когда повернулся и увидел его, сразу же возбудился. Начал размахивать руками, выкрикивать что-то нечленораздельное на своем языке. Знаешь, когда он говорит, у меня возникает ощущение, что кто-то прокручивает магнитофонную ленту задом наперед.
Билл, Джун и двое старших детей постарались подыграть ему, так они поступали всегда, когда малыш впадал в такое состояние. “Да, Сет, — принялись твердить они, — конечно. Сет, потрясающе. Сет”. А за этими разговорами вал уходил назад и уменьшался в размерах. Пока Сет не заговорил. Не на своем, птичьем, а на английском языке. “Остановись, папа, — сказал он. — Поедем назад, Сет хочет посмотреть на гору. Сет хочет увидеть Хосса и Маленького Джо”. Хосс и Маленький Джо, на тот случай, если ты не помнишь, — главные герои “Золотого дна”.
Билл сказал, что за всю свою жизнь Сет не произнес столько нормальных слов. И мое общение с ребенком подтверждает правоту Билла. Но… РАЗИТЕЛЬНО ИЗМЕНИЛСЯ? Я, конечно, ничего не хочу сказать, но слова эти — не Геттисбергское послание note 23, не так ли? Я не могла понять, что Сет говорил тогда, не могу понять его и сейчас. А по открытке Билла чувствовалось, что он вне себя от счастья. В телефонном же разговоре от этого счастья не осталось и следа. Опять же в открытке Билл обещал обо всем рассказать позже. Однако когда дошло до дела, мне пришлось клешами вытягивать из него каждое слово. Мягко говоря, это странно!
Билл еще сказал, что эпизод в автомобиле напомнил ему шутку о семейной паре, которая полагала, что их ребенок немой. Но однажды ребенок, уже лет шести, заговорил за обеденным столом. “Мама, тебя не затруднит положить мне еще жаркого?” Родители, когда пришли в себя от изумления, спросили, почему он молчал раньше. “Нечего было сказать”, — ответил мальчик. Билл пересказал мне этот анекдот (я слышала его раньше, примерно в те времена, когда Жанну д’Арк сожгли на костре) и вновь искусственно рассмеялся: “Ха-ха-ха”. Словно этим анекдотом он закрыл тему. Только я не считала, что тема закрыта.
— Так ты спросил Сета, Билл? — продолжила я.
— О чем?
— Почему он раньше не говорил?
— Но он говорил.
— Не так, как в автомобиле. Сет так не говорил, потому ты и послал мне открытку с радостной вестью, да? — Я уже начала злиться на брата. Не знаю почему, но начала. — Ты спросил его, почему раньше он не мог связно произнести десять или пятнадцать слов на английском?
— Нет, — ответил он. — Не спросил.
— И вы вернулись? Вы отвезли Сета в Безнадегу, чтобы он осмотрел то, что принял за ранчо Пондероза?
— Мы не могли. Од, — наконец выдавил он из себя после очередной долгой паузы.
Впечатление такое, словно ждешь ответа шахматного компьютера после сильного хода. Нехорошо так говорить о собственном брате, которого я любила и которого мне будет недоставать всю жизнь, но я хочу, чтобы ты поняла, какой странный получился у нас разговор. Я словно говорила не со своим братом. Мне бы очень хотелось понять, что все это значит, но логичного объяснения найти не удается.
— Что значит не могли? — спросила я его.
— Не могли — значит не могли, — отрезал Билл. Я думаю, он тоже разозлился на меня, но мне это даже понравилось. Наконец-то в его голосе послышались знакомые интонации. — Я хотел добраться до Карсон-Сити до наступления темноты, а это бы не получилось, если б мы развернулись и поехали в тот маленький городишко, куда Сет так рвался. Все говорили мне, как опасно ехать по шоссе номер 50 после наступления темноты, вот я и не хотел подвергать семью опасности. — Словно он пересекал пустыню Гоби, а не Центральную Неваду.
На том все и закончилось. Мы обменялись еще несколькими ничего не значащими фразами. “Успокойся, детка”, — сказал он, как обычно, на прощание, и теперь мне уже больше с ним не поговорить.., во всяком случае, в этом мире. Билл посоветовал мне успокоиться, а сам получил пулю от какой-то сволочи. Они все получили по пуле. За исключением Сета. Полиция не смогла даже определить калибр оружия, из которого убили Билла и его семью, можешь ты себе это представить? Жизнь посложнее книг и фильмов, это точно.
И все-таки я никак не могу забыть тот телефонный разговор. И дело не только в искусственном смехе Билла. Хотя он действительно никогда так не смеялся.
Не только я заметила, что Билл какой-то не такой. Его друг Джо, к которому они приехали в гости, сказал, что вся семья чувствовала себя не в своей тарелке, за исключением Сета. Я поговорила с Джо в похоронном бюро, пока Херб подписывал бумаги, необходимые для перевозки тел в другой штат. Джо несколько раз повторил, что ему казалось, будто Гейрины подхватили в дороге какую-то вирусную инфекцию, может, грипп. “За исключением малыша, — отмечал он, — Шустрый такой, все время копошился в песочнице со своими игрушками”.
Ладно, я написала достаточно.., пожалуй, даже слишком много. Но подумай об этом, хорошо? Напряги воображение, потому что “РАЗИТЕЛЬНО ИЗМЕНИЛСЯ” не дает мне покоя. Говорить с Хербом бесполезно, он считает, что все это высосано из пальца. Я думала о том, чтобы поговорить с мистером Маринвиллом, который живет на другой стороне улицы, он вроде бы такой добрый, отзывчивый, но я недостаточно хорошо его знаю. Остаешься только ты. Ты ведь понимаешь меня?
Люблю тебя. Скучаю. Иногда, особенно в последнее время, мне так хочется, чтобы мы вновь стали молодыми, когда все грязные карты, которые могла выбросить нам жизнь, еще лежали в колоде. Помнишь, какими мы были в колледже, когда думали, что нам жить вечно и только месячные могут застать нас врасплох?
Должна поставить точку, а не то снова разревусь.
Целую, Одри.
1
Голый по пояс, глядя на свое отражение в зеркале в ванной, как раз перед тем как привычный мир рухнул словно карточный домик. Колли Энтрегьян принял три важных решения. Во-первых, перестать ходить небритым по рабочим дням. Во-вторых, перестать пить, по крайней мере до тех пор, пока жизнь не войдет в норму. Он слишком уж налегал на спиртное, с этим следовало заканчивать. И в-третьих, перестать отлынивать от работы. В Колумбусе действовали три охранные фирмы, в двух работали люди, которые хорошо его знали, так что нечего больше валяться на диване. В конце концов, он же не умер. А потому хватит скулить, пора приниматься за дело.
Теперь же, когда дом Хобарта пылал, словно адский костер, а к нему приближались два странных фургона. Колли занимало только одно: как бы остаться в живых. Особенно его путал черный фургон, ползущий следом за розовым. Фигуры у турели фургона он видел смутно, ему хватало и самого фургона. Катафалк из фантастического фильма, подумал он.
