Соверен растерялся от бешеного напора. Но сердце его заколотилось, забилось, будто неотлаженный шток в поршне, вызвав дрожь по всему телу.
— Вы уверены? Эмерс! — позвал Соверен.
— Да, сэр, — появился в дверях старый слуга.
— Фрауч уже прибрались в левом крыле?
— Частично, сэр.
— Там есть приличная комната?
— Вторая от холла.
— Приготовь ее.
Эмерс поклонился и вышел.
— Ну! — поторопил Коулмен.
Соверен нащупал ключ от двери в склеп на шнурке.
— Вы гарантируете?
— Да, дьявол, да!
Подвал снова был в пару. Машина то проступала сквозь красноватые клубы, то пряталась за ними, стук поршней сотрясал стены. Крутилось колесо. Чертом висел на лесенке для съема приборных показаний Хетчетт.
Ш-ш-ш! Бум-бум! Бум-бум!
Коулмен морщился от звуков. Его охране, следующей за ним по пятам, все было нипочем. Соверен отпер дверь в склеп и впервые оставил ее открытой. Владелец «Эфирных механизмов», поводя плечами, спустился за ним к нишам.
— Здесь жутко холодно.
Соверен, подвешивая лампу, усмехнулся.
— Это склеп.
— А это она? — Коулмен склонился над саркофагом с Анной. — Да она у вас красавица. Дьявол!
Он отдернул пальцы, уколотые электричеством.
— Не стоит ее трогать, — мертвым голосом произнес Соверен.
— Я не претендую, нет, просто проверил, — поднял руки Коулмен.
Он отобрал саквояж у своего охранника, поставил на угол саркофага и, раскрыв, извлек толстую колбу с эфиром внутри и резиновой грушей, прикрепленной на кишке снаружи.
— Вы сможете ее приподнять? — обратился он к Соверену.
— Не знаю.
— Хотя бы голову.
Соверен попробовал подвести ладонь под затылок любимой, но не смог пробиться сквозь смерзшиеся волосы. Электричество жгло пальцы.
— Это невозможно.
— Дьявол! — Коулмен выругался. — Тогда просто приоткройте ей рот. Вы можете приоткрыть ей рот?
— Я попробую, — сказал Соверен, вырвав с «мясом» электрические провода.
— Попробуйте.
Коулмен прилепил к колбе что-то вроде мундштука с острым и тонким носиком.
Соверен попытался раздвинуть Анне губы. Очень скоро он понял, что это затея глупая, что он или нарушит что-нибудь, или отколет безвозвратно. Господи! — подумалось ему. Что я делаю? Я же не мясник… Пусть лучше лежит такая, как есть…
Он подул на пальцы.
— Что вы копаетесь? — рассержено сказал Коулмен.
Он подступил, посмотрел на осторожную, неуклюжую попытку Соверена вновь продавить рот мертвой девушке и турнул того плечом.
— Чистоплюй вы, господин Стекпол!
— Это Анна! — крикнул Соверен. — Если с ней…
— Я знаю. Только она уже мертва.
Коулмен наклонился, закрыв Анну от глаз Соверена. Раздался хруст, от которого тот вздрогнул и сжал кулаки, затем Коулмен поманил его пальцем.
— Смотрите, что надо делать…
Колба прижималась к губам Анны. Нижняя губа имела свежий разрыв. Соверен всхлипнул. Коулмен одной рукой придерживал склянку у основания.
— Господин Стекпол! Нам надо, чтобы эфир проник в тело вашей любимой, — сказал он. — Для этого нужно как можно плотнее прижимать колбу. Вам придется качать эфир.
— Что?
— Беритесь за грушу и начинайте давить!
Соверен поймал резиновую кишку дрожащими пальцами.
— Ну же! — прикрикнул Коулмен.
Дрогнул свет в лампе. Соверен сдавил. Зеленоватый эфир в колбе взвихрился и потек к мундштуку, к родным мертвым губам.
— Еще! — потребовал Коулмен, обжимая рот Анны своими ладонями.
Соверен до боли в ладонях промял грушу несколько раз. Эфир закружил медленнее, зеленоватый дымок нашел дорожку у Коулмена между пальцев.
— Дьявол! Опустите кольцо на колбе! — прорычал он.
— Како… Вижу, — сказал Соверен и с усилием сдвинул обод, охватывающий колбу. Эфир словно уплотнился от хода серебристой полоски по стеклу.
— Теперь жмите снова.
Груша заходила в пальцах. Соверен представил, что так бьется сердце Анны. Сжимается-разжимается, сжимается…
Тело в саркофаге вдруг шевельнулось.
— Все, больше не жмите, — сказал Коулмен.
Он отнял опустевшую колбу от губ девушки. Милое лицо было обезображено кривой, неправильной щелью рта.
— Теперь ждем, — сказал Коулмен.
Несмотря на царящий в склепе холод, лоб и щеки его были мокры от пота.
— Все получилось? — спросил Соверен.
— Должно, — Коулмен достал из саквояжа полотенце и принялся вытирать лицо. — Не читали Шелли?
— Про чудовище Франкенштейна?
— Да. Есть что-то схожее, не находите? Я исключительно про процедуру оживления, превращения мертвого — в живое.
— Не нахожу.
— Неблагодарность — вот что губит наш мир, — сказал Коулмен. — Но я привык. И считаю нужным поступать вопреки. Вот.
Он достал из саквояжа еще одну колбу, тоже с резиновой грушей и коротким заостренным концом, залепленным воском в серебристой обмотке.
— Здесь еще на день жизни.
— Я…
Хрип, раздавшийся из саркофага, заставил Соверена схватиться за Коулмена. Затем послышался жуткий треск промерзшей одежды.
— Отцепитесь от меня! — Коулмен сбил руку Соверена.
— Это… Это Анна?
— Ну же, Стекпол, помогите мне!
Коулмен склонился над саркофагом. Соверен, собравшись с духом, последовал его примеру. Задетая Коулменом лампа, раскачиваясь, играла тенями.
Анна лежала, чуть повернув голову, и глаза ее смотрели прямо на Соверена. В глазах были боль и отчаяние.
— Анна!
Соверен с комом в горле принялся торопливо освобождать платье от льда. Лед намерз под телом и по бокам стенок, прихватил ворот и рукава. Коулмен помогал с другой стороны. Брызгала из-под кулака снежная крошка.
Анна попыталась что-то сказать, но с губ ее сорвался лишь жалобный стон.
— Потерпи, потерпи, милая! Я уже!
Соверен почувствовал, как слезы жгут уголки глаз. Он попробовал отодрать электрическую сетку. Анна задергалась, с хрустом ударилась в стенку рука.
— Не шевелись, ради Бога!
Коулмен упер пятерню в грудь девушке.
— Она не понимает вас! — проорал он. — Ножницы есть?
— Что?
— Нож…
Но было уже поздно. Анна рванулась и, хоть и Коулмен ее придержал, сумела резко приподнять голову. Часть рыжих волос, вмерзших в лед, оторвалась вместе с синеватой кожей скальпа. Несколько мгновений Соверен оторопело смотрел на оголившийся за ухом девушки череп.
— Ах, дьявол! — вывел его из ступора возглас Коулмена. — Ладно, это ничего. Стекпол, беритесь с боку! Поднимем ее.
Соверен завел руку под холодную, твердую спину. Анна стукнула зубами около уха. Волосы полезли в лицо.
