шесть улиц отсюда.
Строения вокруг нас представляли собой нагромождение старых обветшалых домов, полуразрушенных многоквартирных коробок и маленьких винных магазинов. На окнах всех зданий, включая жилые дома, были смонтированы черные железные решетки.
Нехороший знак.
— Вот. Поверни здесь, — Дон указал направо.
Я свернул на темную узкую улочку, вдоль которой тянулись многоквартирные апартаменты. По обе стороны улицы на всех доступных парковочных местах впритык друг к другу были припаркованы автомобили, что чрезвычайно затрудняло маневрирование. Перед одной особенно убогой квартирой пожилой мексиканец в футболке без рукавов сидел на шезлонге посреди тротуара и пил пиво. Из открытых окон нескольких квартир разносились громкие споры на испанском вперемешку с американскими ругательствами. Банды молодых бандитов патрулировали переулки.
Я посмотрел на Дона, и та малая толика храбрости, которая во мне еще оставалась, быстро улетучилась. Я больше не был уверен, что хочу пройти через это.
— Почему бы нам просто не вернуться и не забить на все это?
— Мы не можем. Я должен Филиппу Эстебану.
— Я оплачу твой долг.
— Сотню?
Я присвистнул.
— Ну, а если мы просто заплатим за вход и уйдем.
— Нет.
— Послушай, два белых парня, принадлежащих к среднему классу, на петушином бое в таком районе, как этот? Нас убьют, а наши тела выбросят в какой-нибудь глухой переулок и оставят там гнить. Даже полиция побоится нас здесь искать.
— Расист.
— Да причем здесь это.
Он выглянул в окно. Маленький ребенок, не старше двенадцати, одетый в джинсы Ливайс, простую белую футболку, с сеткой для волос на голове, показал ему средний палец.
— Я и сам не против забить на все это, но не могу. Филипп хочет, чтобы я за него сделал ставку.
— Черт возьми! — я с силой ударил по рулю, засигналил клаксон. Несколько лиц выглянули из окон и посмотрели на нас. — Я знал, тут что-то не чисто. Ты не мог просто…
— Только одна ставка, — перебил он. — Он дал мне имя. Как только бой закончится, мы уйдем.
— Почему он не может сам сделать ставку?
— Он помогает вести бой. Ему нельзя.
— Я в это не верю. Разве в петушиных боях есть этические правила?
Он проигнорировал меня, его глаза метнулись от листка бумаги к номеру на одном из многоквартирных домов.
— Не гони. Следующее здание наше.
Нам пришлось поколесить туда сюда по кварталу около пятнадцати минут, прежде чем мы наконец нашли место для парковки. И оно было, черт возьми, почти в полумиле от нужного нам дома. Я вышел из машины и посмотрел поверх крыши на Дона.
— Не забудь закрыть дверь.
Он улыбнулся.
— Знаю.
И мы пошли. Я молился, чтобы к тому времени, когда мы вернемся, машина оставалась на том же месте.
Издалека здание выглядело точно так же, как и соседние: два этажа, покосившаяся деревянная наружная лестница, облупившиеся белые оштукатуренные стены. Но когда мы по бетонной дорожке подошли поближе, то увидели, что оно не такое, как его соседи. Окна были заколочены изнутри и выкрашены в черный цвет. А входная дверь выглядела так, словно ей самое место в крепости.
Дон подошел к двери и постучал.
Открылась маленькая панель, и оттуда выглянуло толстое лицо. Рот под густыми черными усами был полон кривых желтых зубов.
— Да?
Дон оглянулся на меня.
— Ээ, нас прислал Филипп Эстебан, — своей правой рукой он сначала указал на меня, затем на себя.
Толстяк улыбнулся.
— Окей, — он закрыл панель, и через минуту дверь открылась. — Заходите.
Мы прошли мимо него в темную комнату, которая, казалось, занимала все здание. Она была переполнена людьми — черными, белыми, чикано — и освещалась только рядом маленьких ламп, установленных на полке вдоль левой стены. Под полкой были уложены штабелями клетки, наполненные кудахчущими животными, а в центре комнаты находились три круглых вольера. Зоны боев.
Над нашими головами высокий потолок исчезал во мраке.
Дон придвинулся поближе ко мне.
— Что нам теперь делать?
— Откуда я знаю. Это твое шоу.
Он огляделся по сторонам.
— Я не вижу Филиппа.
— Столько народа, с чего ты взял, что его здесь нет?
Я оглядел комнату, полную разнообразных лиц. Непрошеная, в голове всплыла фраза из фильма «Звездные войны»: «Нигде вы не найдете более жалкого скопища подонков и злодеев». Эта реплика примерно характеризовала данную сходку. Все люди здесь были здоровенные, крепкие, суровые на вид, и все мужчины. Рядом со мной, сбоку, стоял чернокожий парень без рубашки, с накаченными мышцами и лысой головой. Он что-то невнятно бормотал себе под нос. Прямо передо мной стоял мужчина бомжеватого вида, в ковбойской шляпе. Он на минуту повернул голову в сторону, и я увидел длинный шрам от ножа, пересекающий все его лицо.
Господи.
Место оказалось таким плохим, как я и опасался. А может, и хуже. Я надеялся, что мы переживем эту ночь и нас здесь не покалечат. Я наклонился к Дону и прошептал:
— В первый и последний раз.
Я почувствовал, как чья-то рука хлопнула меня по затылку, и обернулся. Два слишком блестящих глаза уставились на меня из копны спутанных волос и бороды.
— Ты что делаешь, педик? Шепчешь ему на ухо всякие нежности?
Он заржал визгливым, маниакальным смехом.
Дон махнул мне головой.
— Пошли пройдемся.
Мы пробрались сквозь толпу и остановились у первого ринга. В яме с опилками два петуха с маленькими изогнутыми лезвиями, прикрепленными к лапам, нападали друг на друга. Толпа вокруг ринга дико кричала. Часть народа явно подначивала одно животное, а часть — другое, но звук сливался в один громкий рев.
— Пошли, — сказал я. — Не хочу на это смотреть.
— Нет. Раз уж мы здесь, можем тоже посмотреть.
Мы стояли на краю ямы и смотрели вниз. Судя по всему, бой уже продолжался какое-то время. Одно из животных потеряло хвост и сильно хромало, а у другого левый глаз вывалился из глазницы. Петухи кружили по рингу, наблюдая друг за другом, но не делая попыток атаковать, пока кто-то, наконец, не крикнул что-то по-испански. Истощенный мужчина в
