некогда дорогой одежде поднял безглазое животное и бросил его на другого петуха. Раздался омерзительный визг и образовался клубок покрытых перьями тел. Крики толпы стали еще громче.
Затем безглазый петух вонзил свое лезвие в шею своего соперника. Кровь хлынула ритмичными струями, окрашивая опилки в красный цвет. Бесхвостый петух упал. Безглазое животное бешено прыгало вокруг соперника, пытаясь вытащить лезвие, разрывая то, что осталось от шеи другого петуха.
В конце концов голова отлетела и обезглавленное тело задергалось в безумных предсмертных судорогах.
Толпа бесновалась, половина из них кричала и проклинала, другая половина безумно скакала, восторженно вопя. Я увидел, как истощенный мужчина поднял тело мертвого петуха и бросил его в большой пластиковый мусорный бак. Внутри бака находилось еще несколько мертвых, изуродованных тел. Рядом стоял еще один пустой мусорный бак, и я понял, что они оба будут заполнены до конца ночи.
Дон кивнул куда-то вперед.
— Пошли.
Мы прошли сквозь толпу к следующему рингу, где шел еще один бой, более жестокий. Здесь животные были покрыты металлом, а из нескольких стратегически важных мест торчали шипы. Они выглядели как миниатюрные рыцари в доспехах, и были больше и тяжелее, чем петухи в первой яме. Они продержатся куда дольше, бой будет долгим, затяжным и кровавым.
Прольется много крови, прежде чем один из них победит.
Я протиснулся мимо Дона и пошел дальше, прокладывая себе путь через толпу, зная, что Дон последует за мной.
Я не хотел смотреть бой.
У следующего ринга было еще более многолюдно, во всяком случае так казалось. В нем два питбуля яростно набрасывались друг на друга, используя зубы, клыки и когти. А еще у каждого к ногам были прикреплены маленькие бритвы.
Здесь аудитория была куда громче. Большинство зрителей выглядели либо пьяными, либо обкуренными. Двое мужчин на дальней стороне ринга сцепились в драке. Один старик с длинными сальными волосами лежал на земле без сознания.
Я повернулась к Дону, чувствуя отвращение и подступающую тошноту.
— Сделай свою ставку, и давай убираться отсюда ко всем чертям.
— Я не знаю как. Никто не размахивает никакими деньгами. Я даже не знаю, где тут какой петух, — он поднес листок бумаги к глазам, пытаясь разглядеть текст в тусклом свете. — Я должен поставить сотню на… Педро.
Его глаза обшаривали помещение.
— Эй, — сказал я. — Я тут кое о чем подумал. А как насчет платы за вход? Разве мы не должны были заплатить за вход, когда пришли? Я думал, Филипп Как-его-там должен получить часть этой платы.
— Эстебан. Я тоже так думал, — внезапно он сделал два шага вперед, что-то увидев. — Посмотри туда!
Я проследил за его взглядом. В дальнюю стену была встроена клетка со стальными прутьями — будка кассира. Внутри клетки мужчина пересчитывал купюры и делал записи в маленьком блокноте.
Это заведение было экстра-класса. Петушиные бои, которые я видел в новостях, в телевизионных полицейских рейдах — дешевка, халтура, обычно устраиваемая в чьем-нибудь гараже. Но здесь игра шла по-крупному. Что-то типа Лас-Вегаса, только с петушиными боями. Судя по всему, это место существовало уже давно и явно собиралось существовать еще очень долго.
Я радостно улыбнулся.
— Сделай свою ставку.
Он вернулся через несколько минут с растерянным выражением на лице.
— Ну, что такое?
— Надеюсь, у тебя есть немного денег. Мы действительно должны заплатить за вход.
Я посмотрел на него, мгновенно заподозрив неладное.
— Что-то я не вижу, чтобы кто-то еще платил. Мне кажется, они просто пытаются нас обобрать.
— Нет. Дело не в этом. Парень сказал, что Педро в задней комнате. И чтобы попасть туда, нам придется заплатить.
— Сколько?
Он уставился на свои ноги.
— Пятнадцать.
— Пятнадцать! За каждого?
— Ага.
Я достал бумажник и пересчитал. Едва хватало.
— За это будешь у меня в долгу.
— Я знаю, — он направился к задней части здания.
— Эй, — я положил руку ему на плечо, останавливая. — Ты уже сделал ставку, верно?
— Верно.
— Тогда зачем нам вообще туда идти? Почему бы тебе просто не забрать деньги после окончания боя?
Он поднял билет.
— Они подумали об этом. Надо подписать эту бумажку, чтобы получить свои деньги, — он сделал паузу. — Кроме того, там может быть Филипп. Я хочу, чтобы он увидел меня, чтобы он знал, что я действительно пришел.
Я вздохнул.
— Ладно. Пошли.
Дверь в задней стене была идентична двери входной, и мы прошли через тот же ритуал с потайной панелью. Только на этот раз нам пришлось раскошелиться по пятнадцать баксов с каждого.
Мужик на входе закрыл за нами дверь, и мы несколько минут стояли как вкопанные, давая глазам привыкнуть к темноте. Эта комната была погружена во тьму. Я видел одну мерцающую свечу в дальнем конце длинного помещения и одну лампочку малой мощности, висящую над единственной бойцовской ямой. Вот и все. Остальная часть комнаты скрывалась в тени.
И в углах было темно.
Чертовски темно.
Мы медленно пошли вперед. Пока я вглядывался в темноту по бокам комнаты, короткая молитва пронеслась у меня в голове. Здесь на нас собираются напасть. Я чувствовал это. Какой-нибудь отморозок изобьет нас до бесчувствия и засунет наши искалеченные тела в мусорный бак вместе с мертвыми животными.
Мне никогда в жизни не было так страшно.
Здесь было не так много народа, но на фоне тех, кто слонялся вокруг, люди снаружи походили на Питера Пэна. Их лица были уродливыми и жестокими, а глаза бездушными. В этих людях было что-то странное, что-то в их лицах, выходящее далеко за рамки безнравственности. Они даже не разговаривали.
Мы благополучно добрались до ринга. Там было пусто; бои, видимо, еще не начинались.
Я посмотрел на Дона.
— Как ты узнаешь, кто есть кто? — прошептал я. — Они ведь не объявляют, кто бьется, так ведь?
— Они не объявляют этого в первой комнате, а здесь объявляют. По крайней мере, так мне сказал мужик в будке.
Мы стояли около ринга, не разговаривая, не смея взглянуть на наших коллег-игроков, ожидая начала боя. Здесь было трудно дышать; воздух был густым и тяжелым,
