Достигнув третьего этажа, Гудрун молча указала на показавшуюся на миг в свете фонаря небольшую окованную дверцу в конце коридора, отделенную от последнего еще несколькими ступенями. Достигнуть ее было делом нескольких секунд.
Готовая к тому, что дверь окажется заложенной изнутри, Гудрун, в отчаянии при мысли о предстоящей осаде, иступленно налегла на нее плечом и почти упала внутрь находящегося за ней узкого коридора, так как дверь оказалась незапертой. Еще несколько ступеней наверх и Гудрун переступила порог мансарды. Амалия, Мария и Литиция тотчас последовали за ней в почти темную, освещенную лишь слабым светом тонкой одинокой свечи в углу, комнату.
Тишина стояла, как в склепе, нарушаемая лишь тяжелым дыханием да гулким стуком сердец непрошенных, но явно предвиденных, гостей. Человеку ли, зверю ли, нашедшему здесь убежище, цель визита была совершенно ясна. Неизбежность предстоящего не оставляла сомнений. Не оставляла настолько, что предмет охоты, не теша себя более пустыми иллюзиями, даже не запер дверь, словно и в этой ситуации был готов оказать свое всегдашнее гостеприимство.
Ту, которую искали, пришедшие обнаружили сразу. Ожидая отчаянного сопротивления и заведомо тщетной мольбы о пощаде, они были несколько сбиты с толку, увидев ее стоящей напротив двери и открыто, с выражением полного спокойствия на лице, смотрящей в глаза судьбе, явившейся к ней в их обличье. Ее стройная фигура, высокая грудь и аристократическая осанка не могли не производить впечатления в иной ситуации. Но не сейчас. Даже у Гудрун, некогда гордившейся красотой подруги, лоск и ухоженность стоящей перед ней женщины, даже в большей степени, чем раньше, представлявшие разительный контраст к ее собственной внешности, невзрачность которой усугублялась сейчас разорванным платьем и комьями грязи в волосах, ничего, кроме отвращения, не вызывали.
Несколько мгновений все пятеро стояли, не шелохнувшись и не проронив ни слова. Четыре пары глаз пытались уловить в пятой хотя бы проблеск человеческих чувств, хотя бы слабый намек на страх. Не может быть, чтобы ее судьба была ей настолько безразлична! Но во всем ее холодном облике чувствовалась необъяснимая самоуверенность, какое-то дикое тщеславие, никак не сочетающееся с тем плачевным положением, в котором она сейчас находилась и которого не могла не сознавать.
Медленным движением подняв руки к шее, женщина расстегнула цепь с висящим медальоном и, чуть улыбнувшись, протянула его одной из пришедших.
– Я знаю, что сегодня умру, Гудрун. Пришло время и мне взойти на эшафот. Ты была моей подругой, прошу тебя – отдай зто ему! Это его вещь,и, ты знаешь, мне будет тяжело носить это даже в гробу!..
Ее голос звучал чуть хрипловато, но это не было признаком волнения, как можно было предположить. Низкий тембр голоса просто являлся еще одним ее достоинством, высоко ценимым в обществе развратников и прелюбодейцев.
– Гроб тебе наверняка не понадобится, сука! А дружить тебе впредь придется лишь с дьяволом! – желчно выплюнула Мария, глядя в лицо обреченной горящим ненавистью взором.
– Возьми, Гудрун, – продолжала та, не обратив ни малейшего внимания на этот злобный выпад. – Мы были близки с тобой, и изменить уже ничего нельзя. Отдай ему этот медальон, дабы он снова вернулся ко мне!
Гудрун всю передернуло от отвращения: – Ты просто сумасшедшая, целованная дьяволом! Этот подонок сдох, как и ты сейчас сдохнешь!
– Лишь обещай, что передашь это ему, когда он появится, – девушка умоляюще и как-то по-рабски преданно взглянула в глаза бывшей подруги.
– Ха! Обязательно передам!, – Гудрун буквально исходила сарказмом. – Но тебе этого уже не узнать, – она выдернула медальон из руки смиренно стоящего пред нею существа и небрежно сунула куда-то в складки юбки.
– Увидим, милая,- теперь, в свою очередь, в усмешке приговоренной к казни блеснул яд. – Я уверена, что ты сдержишь слово!
С глухим рычанием не выдержавшая напряжения Литиция бросилась на врага и, вонзив острые ногти в лицо и волосы молодой женщины, повалила ее на пол, где с остервенением продолжила начатое.
Амалия, решив не оставаться в стороне, всем телом рухнула на тонкую фигурку жертвы, беспорядочно нанося удары и разрывая ненавистную плоть.
– Хватит, стойте! Не здесь! Прекратите, Христа ради!, – Гудрун и Марии с трудом удалось оторвать двух скорых на расправу фурий от кровоточащей, в мгновение ока доведенной до неузнаваемости, женщины. – Не здесь, мы же договорились! Вы чуть было не испортили все! Теперь придется ее нести – сама она идти не сможет.
Все четверо обернулись и посмотрели на лежащую. Та, похоже, была в сознании, но вид ее был ужасен. Гудрун и Литиция подхватили ее под руки и, осыпая проклятиями, повлекли вниз по лестнице. Идущие спереди и сзади Амалия и Мария с поднятыми над головой фонарями представляли собой незатейливый эскорт процессии.
Протащив приговоренную через всю садовую грязь, что привело ее в и вовсе непотребный вид, героини происходящего достигли калитки в задней части сада, начинавшаяся за которой тропинка вела к берегу реки.
– Где этот чертов камень? Марта, посвети, мне кажется – где-то здесь!
– Точно, вот он! Ну что, гадина, узнаешь свой алтарь? На нем и сдохнешь, дьявольское отродье! Сдирайте с нее одежду, пусть все будет по ее бесовским правилам!
В мгновение ока остатки превратившегося в лохмотья платья были сорваны с брошенной на плоский обломок скалы, и в самом деле напоминавший древний алтарь, молодой женщины.
Обнаженная, с изуродованным лицом и искромсанным телом, лежала она на камне, уцелевшим глазом глядя в черное, покрытое тучами ночное небо. Садистски настроенное сознание не покидало ее, обрекая прочувствовать каждый миг истязаний, выстрадать каждую секунду извращенного унижения, ощутить каждый плевок ее озлобленных палачей в то, что осталось от ее лица. Она не надеялась на жалость и не получила ее, пройдя свой путь до самого конца и окончив его бесславно, но гордо.
Она перестала что-либо видеть, когда разъяренная Литиция вырвала ей и второй глаз, она ничего не слышала – из ушей ее текла кровь; она не чувствовала боли от выбитых зубов и сломанных ребер – нервные окончания не служили ей больше.
Наконец, Гудрун набросила ей на шею приготовленную заранее веревку, которую тут же намертво затянула, отправляя в ад бывшую подругу. Несколько минут продолжала она судорожно сжимать петлю на давно мертвом теле, пока Мария не предложила завершить церемонию.
Начался дождь, как и почти каждый день в последнее время. Осень отлично знала свои права и обязанности. Тяжелые капли за несколько секунд смыли остатки крови с импровизированного алтаря, избавив палачей от лишнего труда.
