Надо сказать, договор о найме жилого помещения в сих местах вступил в силу весьма странным образом. Обрадовавшись условиям, изложенным в одном непритязательном газетном объявлении, я сей час же отреагировал, отписав подавшей его даме и предложив обсудить детали в телефонном разговоре, на что получил недвусмысленный в своей категоричности отказ, опять же в письменном виде. Но, ибо мои знания иностранных языков, равно как владение их безчисленными оборотами и каверзами, были на высоте (по крайней мере, мне было удобно так считать), я сообразил, что вышеозначенная дама попросту не желает иметь со мной подобного рода сношений. Было жаль, но приходилось акцептировать.
Признаться, слегка заинтригованный такой экстравагантностью, я тогда не нашел возможности возразить и вступил в обстоятельную и, по сути, излишнюю резонерскую переписку с будущей хозяйкой, затянувшую процесс съема помещения на добрых пару недель.
Помимо всего прочего, эта женщина подписывала свои письма весьма просто – "Кристиана" – что было, конечно же, не совсем обычно для сугубо деловых отношений, каковые, бесспорно, между нами и существовали. После того же, как Кристиана потребовала пару-тройку моих фотографий, якобы необходимых ей для "принятия окончательного решения", я заподозрил, что арендую пенаты в раю, а не продуваемую всеми ветрами мансарду старого деревенского дома, в которую я себя уже заведомо определил. Лишь из природного любопытства я, пожалуй, не поменял хозяйку на что-нибудь менее вычурное, хотя и убедился в последствии, что дело вовсе не в этом.
Но, как бы там ни было, договоренность была достигнута, и вот я иду указанной мне на станции лесной тропинкой, поручив доставку багажа таксисту и уверенный, что двенадцать километров, отделяющие меня от пункта назначения, не утомят мое тело, а лишь позволят разыграться здоровому аппетиту сельского жителя, коим я себя с этой минуты почувствовал.
Мне, знатоку трамваев и служебных лимузинов, были неведомы имена ворковавших и перепархивающих с ветку на ветку птиц, и, как ни хотелось бы мне блеснуть познаниями в орнитологии, я опущу эту часть повествования. Равно как не мог распознать я по породам и названиям растущие вокруг деревья, кроны которых, несмотря на набиравший свою знойную силу летний день, создавали в лесу мягкую спокойную прохладу.
Я был по-детски счастлив и даже липкая паутина, вязко опутавшая мои лицо и руки, когда я по неосмотрительности сошел с тропинки, лишь раззадорила меня, доказывая, что страсно желаемое мною единение с природой началось.
Тут мне пришло в голову, что я даже не знаю возраста моей хозяйки. Воображение рисовало мне ее суровой поджарой дамой средних лет, матерью семейства, заботой об уюте и спокойствии которого и продиктованы столь необычные на современный взгляд меры предосторожности при выборе пополнителя семейного бюджета, на сей раз в моем лице. Я подготовился к оценивающему тяжелому взгляду из-под сдвинутых бровей и серии дополнительных дотошных вопросов, призванных устранить последние сомнения в правильности сделанного выбора, в чем я лично не сомневался. Торговаться я отнюдь не собирался, ибо, слава Богу, финансово был здоров.
Или же она – молодая развратная красавица, сим экстравагантным образом пытающаяся развеять сельскую скуку а, быть может, и остепениться наконец, обретя супруга в лице успешного деловитого горожанина, к коим я себя все еще не без льстивой гордости причислял. В общем, дорогой я развлекался пустыми догадками в веселом предвкушении добрых и исполненных вальяжным спокойствием приключений.
Силы свои, которые я с надменной самоуверенностью считал достаточными для преодоления двенадцати километров лесной дороги, изобилующей подъемами, спусками и неровностями я, разумеется, переоценил. Мокрая от пота рубашка намертво присосалась к спине, франтовские туфли, рассчитаные на неспешные прогулки с барышнями по авеню, натерли ноги, да и обоняние, несколько попривыкнув к дурманящим поначалу запахам, притупилось, позволив вниманию переключится на несносную, ранее мною не испываемую одышку.
Последние полчаса ходьбы я уже отчаянно негодовал на себя по причине принятого несколько часов назад решения идти пешком. Опушка леса, на которую я почти выполз от усталости, явилась мне спасением. Немного приободрившись, я начал спускаться в деревню, чьи крыши, поблескивая на солнце красной черепицей, то тут, то там мелькали среди окружавших их садов, состоявших сплошь из облагороженных деревьев, что меня теперь очень радовало.
Приведя себя в мало-мальски благопристойный вид, дабы с первых секунд не разочаровать мою суровую домовладелицу, ожидавшую меня теперь уже с минуты на минуту, я приступил к поискам указанного адреса, дабы с безукоризненной пунктуальностью предстать пред ее испытующий взор.
Сама деревня, надо признать, почти полностью соответствовала моим о ней представлением, которые я имел возможность взрастить в своем воображении за прошедшее со дня ее выбора время. Тихие неширокие улицы, пересекающиеся без каких либо признаков инженерного планирования, сады, перемежающиеся с ухоженными цветниками, тропинки, сбегающие к угадываемой по чуть слышному шуму реке и темнеющая за ней хорда леса вернули мне былое приподнятое настроение и я шагал теперь гораздо увереннее и даже насвистывал тихонько что-то незамысловатое, еще раз уверившись в правильности сделанного мною выбора и успешности всего предстоящего мероприятия в целом.
В то время было еще не поздно повернуть назад, обратить вспять начатое и ретироваться, предотвратив тем самым череду последовавших событий и прожить остаток дней в мирном неведении того глубинного и невыразимого, чего с должной степенью доходчивости не высказать, не выкрикнуть и не вырыдать, даже в бреду. Но не стану забегать вперед.
Дома, сельскохозяйственные постройки и прочие сооружения такого рода в деревне были построены явно не по шаблону, навязанному заезжим архитектором. Сколько я ни приглядывался к ним, ни старался вникнуть в элементы причудливых конструкций, двух одинаковых я не встретил. Как я узнал позже, их и не было – каждый старался вложить в облик своего жилища свой собственный, неповторимый образ и стиль, от чего, безусловно, в эстетическом отношении поселок только выигрывал. Что единило все эти постройки, так это красочность, веселость расцветок, творческая мысль и жизнь, которой они дышали.
Лишь в стороне, на том самом месте, где прохладная темная река скрывалась под сенью нависавшего леса, заметил я трехэтажный дом серого камня, построенный, судя по внешнему виду, гораздо ранее прочих домов в деревне и безо всяких архитектурных излишеств – просто коробка с высокими узкими окнами и массивными ставнями, большая часть которых была закрыта, несмотря на смеющееся летнее солнце, а, быть может, именно по этой причине.
