Она непрерывно всхлипывала, и он ничего не мог понять. Повторял:
— Зачем ты, зачем?..
Она вцепилась в него и втащила в квартиру, и там, уже не сдерживаясь, захлебнулась обжигающими слезами, тихонько ударяясь головой о его подбородок:
— Тебя не было два месяца, я хотела умереть, всех выселили, ходили санитары и стреляли, я спряталась в подвале… пауки, крысы, я боялась, что ты позвонишь, пока я в подвале, я лежала и слушала шаги за дверью, почему тебя не было так долго?..
— Не плачь, — сказал он, целуя молочную кожу в теплом проборе волос. — Тебе нельзя плакать. Как ты поведешь французскую армию на Орлеан? Добрый король Карл не поверит тебе.
Это была шутка. Слишком похожая на правду. Она слабо улыбнулась, одной тенью.
— Полководцы без армий. У тебя впереди «Сто дней», Ватерлоо и остров Святой Елены. А у меня — бургундцы, папская инквизиция и костер в Руане… Возьми меня с собой, я хочу быть там и первой пасть в самом начале сражения!
— Я назначу тебя своим адъютантом, — пообещал он. — Ты принесешь мне весть о победе. Это будет самая блистательная из моих побед.
Налил на кухне воды. К счастью, вода была. Жанна выпила мелкими глотками и вытерла лицо. Успокоилась. Она умела быстро успокаиваться.
— Мы, кажется, спятили, — сказала она. — Я здесь целых два месяца и каждую секунду жду, что они приедут за мной. Но теперь — все. Мы уйдем сегодня же, да?
— Да, — сказал он. — У тебя есть деньги?
— Долларов десять, я последние дни почти не ела. — У нее вся кровь отхлынула от лица, сделав его мраморным. — Это очень плохо, что у меня нет денег?
— Надо пройти три района мафи — значит, три пошлины.
Она отпустила его и зябко передернула обнаженными просвечивающими плечами. Сказала медленно:
— Для женщин особая плата, я могу расплатиться за нас обоих. — Увидела в его руках телефонную трубку. — Куда ты? Кому?
— Патриарху, — застревая словами в судорожном горле, ответил он. — Лучше я сразу отправлюсь в Карантин. — Бросил трубку, которая закачалась на пружинном шнуре. Посмотрел, как у нее розовеют щеки. — Выберемся как-нибудь, не плачь, Орлеанская дева, пойдем ночами, ночью даже мафи прячутся от крыс…
— Я тебя люблю, — сказала Жанна.
Он накинул куртку ей на плечи, потому что она дрожала.
— Слежки не было?
— Нет.
— Никто не заходил — ошибочно, не звонил по телефону?
— Как в могиле…
Тогда он улыбнулся — впервые.
— Конечно. Им и в голову не придет. Надо поесть чего-нибудь, завтра утром мы будем уже далеко, я тебе обещаю.
Они прошли на кухню, такую же стандартную, как у него. По пути он отогнул край занавески. Улица была пустынна.
Жанна держала в руках яркую банку.
— У меня только консервированный суп, — жалобно сказала она. — Но я могу заказать по автомату, хоть на все десять долларов.
— Не стоит, — ответил он. — Будем есть консервированный суп…
Машина с синим государственным номером — «пропуск всюду!», которая спасла его от мафи, стояла в конце улицы и поэтому не была видна из окна. В ней терпеливо, как истуканы, сидели четверо, очень похожие друг на друга. Когда он забежал в парадное, то человек рядом с шофером негромко произнес в рацию:
— Оба на месте. — Послушал, что ему приказывают. — Хорошо. Да. Прямо сейчас.
И все четверо вылезли из машины.
Ночью бежали Пракситель и Чингисхан. Они убежали не в повтор и не в преисподнюю по «черному адресу» — после катастрофы с Саванаролой, где совместились два образа, и установка, заколебавшись, как медуза, растворилась в пучине времени, запусков больше не было. Они поступили проще: в полночь, когда охрана до зеленых звезд накурилась биска, а дежурный офицер был пьян и спал беспробудным сном, Чингисхан, вспомнив навыки инженера, устроил лавинное замыкание в сети компьютера и отключил электронные шнуры, опоясывающие Полигон. Они спустились из окна по скрученным простыням, перерезали колючую проволоку и ушли в сторону станции, где след их терялся. Станцию еще в прошлом году распахали свои же бомбардировщики, и в хаосе вздыбленной арматуры спрятаться было легко.
Патриарху сообщили об этом под утро. Он поднялся с невесомостью измученного бессонницей человека. Его не волновал Пракситель — какой толк от скульптора? И Чингисхан его не волновал тоже: хотя полководцы были нужны позарез, но он лично никогда не верил, что этот нервный запуганный суетливый человечек может встать во главе монгольских орд. Бессмысленный побег — тому доказательство. На станции среди камня и голого опаленного железа долго не выдержишь, а за пределами ее их будут ждать военные патрули, контролеры мафи и шайки дезертиров, которые несомненно включатся в охоту. Дезертирам надо ладить с властями.
Гораздо больше его волновал вопрос об охране. Это был уже не первый случай, когда биск проникал на Полигон. И повальное пьянство стало нормой. Трудно было удержать в рамках фронтовые части, отведенные на короткий Отдых и знающие, что через месяц-другой они снова будут брошены в гнилую кашу, кипящую на границах Помойки. Он позвонил генерал-губернатору, с удовольствием вытащил его из постели и потребовал немедленно организовать поиски.
Толстый дурак, который, как говорили, потерял руку не на фронте, а врезавшись на своем лимузине в танк во время маневров, долго кряхтел и надсадно откашливал прокуренные легкие, наверное, тоже вчера накачался биском, а потом важно заявил, что правительство, избранное волей народа, не может сотрудничать ни с мафи, ни с дезертирами. Патриарх не стал спорить и позвонил госсекретарю, с неменьшим удовольствием разбудив и его. Секретарь сразу все понял и пообещал неофициально переговорить с руководителями каморр.
— Вам они нужны живыми или мертвыми? — спросил он.
— Мертвыми, — сказал Патриарх. — Хватит публичных казней.
Затем он предложил расстрелять несколько человек из охраны — для назидания. Секретарь замялся, попробовал сослаться на ужасающую нехватку людей, но, в конце концов, дал согласие. И, почувствовав вследствие этого некоторый перевес, спросил, как обстоят дела с Поворотом, скоро ли приступят к реализации, потому что обстановка на фронте напряженная, честно говоря, дьявольски скверная обстановка, да и внутреннее положение страны не лучше, гидропонные станции не справляются, через полгода начнется всеобщий голод.
— Скоро, — раздраженно ответил ему Патриарх.
Все они ждали быстрых и действенных результатов, как будто так просто было повернуть становой хребет истории. Емкость ее оказалась просто фантастической, выше всяких расчетов; запуск следовал за запуском, число опорных точек росло, а насыщения системы не происходило. Деньги, люди и энергия проваливались в бездонную яму. Иногда Патриарх с тревогой думал, что ошибся: для Поворота потребуется замещение всей массы когда-либо живших индивидуумов, а это практически неосуществимо. Наличными силами можно лишь переломать хребет в одной точке, и тогда вся новейшая история будет сметена невиданным ураганом времени.
